сказала я, чувствуя, что я уже не привязана к кровати. – А где я?
Я решила не показывать, что я понимаю, где я, тем более что тут со мной было уже… Я хотела сначала понять, что они думают, обо мне и что ещё мне готовят.
– Ты в больнице, тебе было очень плохо, но теперь всё будет хорошо. Ты помнишь, почему было плохо?
– Нет, – сказала я, и в этом не было ни капли притворства.
– Ничего. Мы поговорим об этом. Ты готова поговорить, Танечка?
– Да. Конечно.
– Очень хорошо. Сейчас будет завтрак, тебе обязательно надо есть, а потом тебя проводят ко мне, и мы побеседуем. Хорошо?
Она обернулась к тётке-громиле и сказала:
– Елена Евгеньевна, у неё дополнительное питание, не забудьте предупредить Анну Иванну.
– Конечно-конечно, Зоя Михална, не беспокойтесь, – кивнула громила, а я подумала, ну как у неё может быть такое красивое и интеллигентное имя-отчество? Её должны были какой-нибудь Громилой Косматовной назвать.
С этими словами доктор поднялась и направилась из палаты, но на пороге обернулась:
– Постельное поменяйте ей, помойте и новое бельё дайте. Но сначала покормить.
Она ушла, а громила Евгеньевна по-хозяйски отбросила одеяло.
– Пфуй! Ну, вставай, давай, мыться пойдём! В столовой все от смрада сдохнут, если сразу пойдёшь. Давай-давай, живее!
Оттого, что я лежала много дней, у меня потемнело в глазах, едва я села. Качнувшись, я задержалась на кровати. Н-да, смердит от меня изрядно, потом и не только моим, семенем и грязью, кровью даже и просто телом. Слишком…
– Не прикидывайся, принцессу дома станешь строить, тут не дворец. Давай, накидывай халат, а то кости по дороге растеряешь, скелетина.
Вытертый байковый халат жуткого какашечного цвета был мне сильно велик, но я уютно завернулась в него. Почти как в одеяло. Громила Евгеньевна взяла меня за руку повыше локтя и потянула за собой к двери, а я ещё не попала в какие-то стоптанные тапки босыми ногами. Пол, покрытый линолеумом очень холодный, будто там под линолеумом лёд. Или могилы… на лодыжках у меня синяки и ссадины, как и на запястьях, хоть ремни и мягкие, но кожу мне сильно повредили, и суставы болят, как будто их выворачивали…
Мы на первом этаже. Возможно здание вообще одноэтажное, не чувствуется, что над нами кто-то ходит. В коридоре чего-то ожидая, рядком сидели люди, при виде которых мне стало совсем нехорошо, они были одинаково ужасны, лохматые, очень бледные, кто-то обрит, все женщины, все разного возраста и с такими лицами, каких мне не забыть никогда, мне казалось, это существа не из нашего мира. Вот Евгеньевна из нашего, ужасная, но как все, а эти нет, эти как дыры, в которые уходит свет. От них не исходит ничего, даже любопытства, хотя, кажется, я впервые перед ними, неужели не интересно просто рассмотреть нового человека? От вида этих женщин и, особенно от ощущения их отсутствия, и какого-то даже вампиризма, словно через них
