решить нашу проблему только таким подходом, без взаимного сотрудничества, что стало потерянной миссией еще на старте.
Так, после очередной ссоры, как всегда по банальной причине, я спросила себя: «И кому нужна роль сестры милосердия? Мне плохо. С ним или без него, что бы изменилось в моей жизни? Конечно, мы могли бы изменить ситуацию ради нашего сына, он больше не услышит криков родителей, которые ругаются». Мы, женщины, сталкиваемся с сильными мотивами, но знаем, что когда мы определяемся, то закрываемся, и с трудом возвращаемся на исходные позиции. Я так и сделала.
Наши друзья удивились, разумеется, резко критиковали меня. Я не могу сказать, что они не правы, Бьяджио, на самом деле, имел двойное лицо. Вдали от семейного контекста, от частной жизни, это действительно самый очаровательный, самый коммуникативный, самый ответственный, самый величественный и чуткий человек. Он мог заставить полюбить себя всех, что было его огромным достоинством.
Но со мной дома был совсем другой человек, и мне никто мне не верил. Одна моя подруга, даже говорила, что я вру, что невозможно, чтобы Бьяджио был таким, каким я описывала его во время наших дружеских бесед, пытаясь объяснить ей причины нашего расставания.
Чтобы она понимала, о чем я говорю, я украдкой записала, что говорил о ней Бьяджио, и заставила ее послушать: «А теперь ты мне веришь?» Она кивнула.
Я никому не объявляла войны, не подавала исков, не обращалась в суд за опекунством над нашим сыном, в соответствии с ситуацией я поддерживала отношения и открытый диалог, который работает очень хорошо и сейчас, хотя Бьяджио старался сделать все, чтобы я передумала и осталась с ним. Он все больше и больше баловал нашего сына. Он знал, что, поступая так, сын отвернется от меня и что, ради этого, возможно, я сделаю еще один шаг назад.
Бьяджио прекрасно понимал, что для меня создание семьи венец великой мечты. Я полагала, что у меня нет уверенности в привязанности, что меня любят. Даже в маленьких жестах.
Иногда достаточно одного слова, сказанного с восхищением: «Молодец!». Это не банально: желания искреннего комплимента мне не хватало всегда. С детства. Мне это нужно постоянно.
Сердце сжалось, как ни странно, для Бьяджио природа не провоцировала больше головной боли, а по вони римского асфальта он теперь не так уж и сильно скучал. Он ушел очень неохотно.
Я страдала от тишины, когда Бьяджо заранее приходил забрать ребенка на установленные сроки. У меня екало сердце, а если он попросил меня уйти раньше или когда не имел удовольствия приехать ко мне в назначенные дни. Как мать, я могла бы нанять адвоката, чтобы претендовать на свои права. Но это недопустимо для семилетнего ребенка: я продолжала проливать горькие слезы, пользуясь любым предоставленным моментом, чтобы побыть с ним и передать ему свою любовь, избегая ссор с отцом. Я говорила себе: Ева, годы идут, и когда Франческо подрастет, он поймет страдания, чтобы позволить ему жить безмятежным детством.
Время
