Малайка взяла осторожно, двумя пальцами.
– Это для Гарри Ли. Лично в руки.
– Как хорошо пахнет! Как индийские благовония…
– Да. Это духи.
– А что за письмо? Секретное?
– Да. От одной русской девушки. Я не могу назвать ее имя. Возможно, это любовное письмо.
Малайка прыснула.
– Хозяин, если увидит, меня в окошко выкинет! Он у нас вспыльчивый.
– Вы же знаете, у русских почти нет предубеждений против других народов. И я полагаю, сын вашего хозяина…
– Я понимаю! Бедный Гарри, он же совсем голову потеряет. Такие-то новости.
– Русские люди ужасно непредсказуемы.
– Да, а тут русская… Мне отец про русских рассказывал. Давно, лет десять назад, когда еще трамвай ходил, один русский матрос устроил скандал с кондуктором. Трамваи тоже были раздельные, если видели, потому что англичанин с малайцем на одну скамейку не сядет. А кондуктор следит за этим, хотя сам малаец, ну вы же понимаете. И вот этот русский моряк садится к малайцам, а малаец-кондуктор его прогоняет. Тогда он идет к пустой передней скамейке, а она только для европейцев, потому что там хоть чуть-чуть обдувает, и садится. Спрашивает, не запрещено? Кондуктор ему – нет. Тогда этот моряк берет и опускает сидение на спинку, они опускались тогда. И садится на него лицом к малайцам. Ох, что с кондуктором было!..
Монах распрощался и отправился в сторону набережной.
***
Набережная была местом суровым и официальным. Тяжелые административные здания с толстыми колоннами, похожие на белые ящики, выстроились вдоль реки, а между ними полыхала свежая зелень. Вся огромная британская Колония Проливов управлялась отсюда.
Китайцы повсюду, несмотря на сегрегацию. Многие из них – в европейской одежде, причем недешевой.
А по ту сторону парапета, куда ни посмотри, вздымались мачты и пароходные трубы. Корабли и кораблики кишели в Сингапурской бухте, словно тут было место их нереста.
Монах изучал диспозицию. Он уже собирался возвращаться, когда заметил кое-что примечательное.
По серым ступенькам почтового управления поднимался Гвион. В руке у мальчика был большой желтый конверт.
Монах подобрал накидку и отступил в тень за театральной тумбой.
Спустя несколько минут тяжелая дверь с начищенной медной ручкой выпустила Гвиона. Юный валлиец теперь шагал неспокойно: руки в карманах, а ноги, как на пружинах.
Лобсан дождался, пока он отойдет достаточно далеко и по той же улице отправился в Rex. Голова гудела от жары, как колокол.
***
Благороднорожденный малаец по-прежнему стоял на своем перекрестке.
Лобсан собирался сходить к дому Гарри Ли еще раз, когда стемнеет. А пока лег на пол и провалился в тяжелый сон без сновидений, который накрывает ум, словно тонкая черная бумага.
Когда он проснулся, мысли были только о жажде. Лобсан нащупал графин, выпил его полностью, подумал,
