href="#n_1" type="note">[1], разрастающейся с приходом лета. Я обсыпаюсь золотистой «пыльцой фей», которую мне купили в киоске, и несколько раз подпрыгиваю. Когда приземляюсь, мои туфельки на специальной «звучащей» подошве, которые в детстве меня заставляли надевать, куда бы я ни шла, тоненько пищат, это из подошв выходит воздух. Я не думала, что смогу полететь. Но промежутки между звуками становились капельку длиннее, и я ждала, что в какой-то момент больше не услышу этот писк. Только между приземлениями в теле поселялась легкость, и эта легкость жила и во мне шестнадцатилетней, которая сидела перед телевизором в одном белье и белой блузке.
Масаки Уэно. Так было написано круглым шрифтом на упаковке, которую я схватила, будто меня что-то толкнуло; а когда полезла в поиск, он выдал то самое лицо, которое я столько раз видела в телевизоре. Так, значит, это он, подумала я. Пролетевший через молодую листву ветер подтолкнул винтики моих внутренних часов, которые в последнее время часто отставали, и я вновь задвигалась. Я так и не нашла спортивную форму, но внутри меня возник прочный стержень, и я решила, что как-нибудь справлюсь.
Масаки Уэно выступал в группе Mazama-za[2]. С рекламного постера на меня глядело дышащее спокойствием юношеское лицо, потерявшее округлость щек двенадцатилетнего мальчика. Я была на его концертах. Смотрела его фильмы. Видела его в телепрограммах. Теперь его голос звучал не так, как раньше, и выглядел парень по-другому, но его взгляд – особенно когда он будто бы пристально вглядывался во что-то – был такой же, как в детские годы. Когда я видела его глаза, я вспоминала, как это – вглядываться во что-то. Я ощущала внутри себя мощный поток энергии, которая вырывалась из меня наружу – не положительная и не отрицательная, я вспоминала, что значит жить.
На фотографии, которая появилась около часа дня, в его глазах тоже можно было увидеть эту сосредоточенность. После занятия по плаванию от учеников, которые несут на плечах мокрые полотенца, пахнет хлоркой. Во время обеденного перерыва слышно, как в классе двигают стулья и как кто-то мелкими шагами быстро идет по коридору. Я села во втором ряду и засунула в уши наушники. В неполной тишине я почувствовала, как у меня внутри все напрягается.
Репортаж начинался с того, как он выходит из офиса менеджера группы. Под вспышками он выглядел несколько изможденным. «Вы позволите задать несколько вопросов?» – ему под нос суют микрофон. «Да». – «Вы подняли руку на девушку фанатку?» – «Да». – «Но почему это произошло?» Вел он себя как-то странно, было непонятно, это он так отвечает на вопросы или просто откликается на слова репортера. «Мне бы не хотелось об этом говорить. Прошу прощения за то, что побеспокоил и доставил всем неудобства». – «А извинения девушке?» – «Я извинился». – «А что с вашей дальнейшей карьерой?» – «Не знаю. Мы сейчас обсуждаем это с менеджерами лейбла и другими членами группы». Он сел в машину, и ему в спину полетел крик репортера:
Mazama-za – Очевидно, название группы («Театр Мадзама») обыгрывает японское слово «мадзамадза» («ясно, отчетливо»).
