у меня не было возможности прокомментировать это сомнительное приветствие. Нерон уже втолкнул меня в тепло, и дверь за нами закрылась.
Квадратная комната, в которую мы вошли, напоминала холл какого-то отеля. За мраморной стойкой сидели две молодые женщины, обе одетые в ту же униформу, что и первая, и неотрывно смотрели на нас. Несколько желтых кресел и столики светлого дерева были расставлены рядом со стойкой, между ними горшки с плющом, устремившимся к потолку. На фресках были изображены идиллические полевые пейзажи. Два пожилых джентльмена молча играли в шахматы, маленькая девочка сидела на полу, скрестив ноги, медленно раскачиваясь вперед и назад. Откуда-то доносились нежные звуки, которые, вероятно, должны были источать успокаивающее действие, но только усиливали странное настроение здесь. Кроме того, нигде не было видно ни одного окна.
– Сюда, мистер Лагард, мисс Либерт, – сказала наша сопровождающая, бросив строгий взгляд на двух женщин за стойкой. Пытаясь казаться занятыми, они начали хватать какие-то папки, при этом натыкаясь друг на друга.
Она повела нас через узкий коридор, мимо других пасторальных картин. В конце коридора она остановилась перед светлой дверью. «Страдание – это учение» было выгравировано на ней. На других дверях тоже были пословицы, хотя я не могла отсюда разглядеть слова.
У меня не было возможности подготовиться. В одну секунду я уставилась на золотые слова, а в следующую дверь распахнулась, и я задержала дыхание.
Нерон снова подтолкнул меня вперед. Комната оказалась значительно больше, чем ожидалось, по крайней мере раза в два больше приемной. Она была разделена на три зоны: прихожая с диваном, столом и умывальником, а за ней комната была поделена решеткой на две части, в каждой из которых стояло по кровати.
На первый взгляд ничего не обнаружилось, но потом я заметила движение в правой камере. Внезапно мои руки стали влажными, а во рту пересохло. Это не имеет значения. Это не имеет значения! То, что они были моими родителями, не означает, что я почувствую с ними какую-то связь. Они будут для меня такими же незнакомцами, как и все жители этого города.
Женщина в униформе вышла вперед и поманила меня к себе. Я осмелилась сделать шаг и уперлась взглядом именно в то место, где что-то двигалось. Зашуршало покрывало, и, наконец, кто-то сел.
Мое сердце забилось быстрее, когда я шагнула еще ближе к решетке. Сначала я увидела костлявые руки под широкой коричневой рубашкой, потом узкую длинную шею, и, наконец, мой взгляд встретился с лицом.
Женщина перед моими глазами была такой же, как на фото, которое Уилл вручил мне во вторую ночь в Тессаректе. Те же коротко стриженные волосы, те же тонкие темные брови и те же большие глаза. Только старше, намного старше девушки в ярко-красном сарафане. И в ее милых чертах я теперь не нашла и следа былого счастья. Его сменили темные, глубокие тени под глазами.
Мама? Я сглотнула. В один миг в горле у меня застрял болезненный комок, а сердце гулко застучало в груди.
На фотографии ее лицо тоже выглядело худым,
