эти? – спросил я очевидное.
Он кивнул. Вечерний посетитель маленького привокзального магазина выглядел совершенно растерянным.
Я подмигнул ему, осторожно открыл доску, запустил внутрь руку и вытащил… полицейский «Вальтер» калибра 7,65. Пистолет чёрным глазом смотрел на оторопевшего убийцу. Сразу же в дверь магазина ввалилась толпа полицейских. Маньяк был схвачен. Не менее десяти пар рук крепко держали его за все места. Он всё еще таращился на меня, пытаясь что-то понять. Я перегнулся через прилавок, почти вплотную приблизился к уху Йозефа Зингеля и тихо сказал напоследок:
– Никогда не брейся натощак!
Почински был доволен.
– Классика задержания! – сказал он, разглядывая магазинчик. Когда машины ушли, прокурор задержался в нашей засаде. Он это сделал конечно не для меня. Скорее всего Штеф просто хотел появиться в комиссариате немного позже. Ритуально, без суеты, как и положено великому полководцу.
– К сожалению, я не могу взять тебя на допрос, – виновато заговорил Почински, – процессуальные законы не позволяют мне это сделать. Ты же знаешь, если здесь будет какое-то нарушение процедуры этот… потом может обжаловать в суде факт своего ареста.
– Пока ты как следователь не установил его вменяемость экспертизой, я имею право участвовать в допросе, – заспорил я.
– На каком основании?
– На психолого-психиатрическом основании. А вдруг он начнёт кусаться? Позвони судье, он даст санкцию.
Я прекрасно понимал, что теперь Почински не захочет возиться с такими вопросами. Просто не станет терять время. Его ждал боевой трофей, и Штеф уже собирался доказать, как он умеет снимать подозрения и превращать их в правовую волю обвинения. Но Почински позвонил судье, и тот дал санкцию.
Мы вместе ехали на первый допрос Йозефа Зингеля, на котором прокурор должен был предъявить убийце официальное обвинение.
Глава 4
Прокурор представил Зингелю всех участников допроса. Я подумал, что моя персона вызовет у него протест и не ошибся. Полицейских Зингель воспринял равнодушно, а на меня он посмотрел, как на предателя. Был в его взгляде внутренний нажим какого-то невысказанного упрека.
– Хельмут Клингер, – повторил убийца моё имя и отвернулся, – гнусные баварцы!
Это он про меня? Не знаю, где он нашёл австрийский промысел в моей фамилии.
Опуская все подробности допроса, скажу только, что Зингель ничего не скрывал, и распечатать его память не составило труда. Другое дело, что мы ждали душераздирающую историю, а вместо этого нашли глухое равнодушие к прошлому. И вот тогда прокурор посмотрел на меня недвусмысленно. Я не имел права задавать обвиняемому вопросы по существу дела, но этого и не требовалось.
– Когда я в прошлый раз говорил с канцлером, – вступил я равнодушно, – «великий Старец»8 сообщил мне, что в ад он поедет на гнедом. На своём гнедом.
Полицейские инспектора переглянулись и посмотрели
«Der Alte» – прозвище Конрада Аденауэра – строителя немецкого экономического чуда, канцлера Германии в 1949-1963 гг.
