он нашел? Где?
– Я покажу.
Дознаватель прыгнул обратно в темноту.
Он шел быстро, подпрыгивая на коротеньких ножках. Усманов еле за ним поспевал. Когда спустились в тоннели, под ногами захлюпала вода. Идти приходилось склонив голову, чтобы не разбить ее о торчащие балки.
На людей они наткнулись внезапно. Трое оперов молча стояли вдоль стены, и лица у них были бледными, как у мертвецов.
– Где Политов?
Опер глянул на Усманова пустыми глазами.
– Ушел.
– Как? Какого хрена отпустили?!
– Показал нам… это. И ушел.
– Что «это»? Толком объяснить можете?
– Посмотрите, – опер указал на едва заметную щель в стене. – Здесь узко, но протиснуться можно.
***
На столе – бутылка дешевой водки.
Иван смотрел на нее и не видел. Просто знал, что она есть, и что там еще половина.
Он всегда пил не пьянея. Триста грамм, четыреста. Голова оставалась ясной. Ему даже казалось, что мозги работали лучше. Но это было ненадолго. Его отрубало внезапно, напрочь, и он падал тут же, где и сидел. За весь свой алкогольный стаж Иван так и не смог понять, где находится та грань, за которой его утягивало в черную пустоту. Иногда это было после целой бутылки. Иногда раньше. В молодости он мог упиться парой бутылок сивухи, заполировать литром пива и фляжкой самогона и после этого даже не заснуть. Но это было давно.
Знакомый шашлычник принес блюдо с мясом и ушел, бормоча что-то под нос.
Иван плеснул еще полста грамм.
Тряхнул головой, чтобы исчез стоящий перед глазами желтый рюкзак с картинками из «Гравити Фолз».
По висящему на стене телевизору беззвучно брели унылые новости. Штаты опять кого-то бомбили, негры бунтовали, врачи спасали, правительство обещало.
Нет там больше ничего, сказал он про себя. Только рюкзак. Больше ничего.
Он залпом выпил.
– Э, брат, – послышалось рядом. – Водка не выход.
Шашлычник не уходил. Он стоял рядом и смотрел на Ивана грустными глазами. Потом отодвинул деревянный стул и присел.
– Расскажу тебе историю. Мне ее всегда отец рассказывал, когда я пьяным домой приходил.
Иван коротко кивнул, глядя на куски мяса.
– Жил у нас в горах один отшельник, – сказал шашлычник. – И повадился к нему бес приходить. Козни строить. То одно придумает, то другое. Целых десять лет приходил, мучал. А потом и говорит: «Я оставлю тебя в покое, если ты совершишь один грех из трех. Убей, соблуди или напейся. И больше ты меня никогда не увидишь.» Отшельник подумал-подумал, да и решил напиться. Мол, убийство грех слишком большой, прелюбодеяние грех слишком гнусный. Для отшельника. А в пьянстве греха мало. Вот он и…
– Спустился с гор в деревню, зашел в корчму, да и напился, – перебил его Иван. – После чего трахнул чью-то жену и убил ее мужа. Знаю я эту историю.
Он налил еще полста. Затем налил во второй стакан и придвинул его шашлычнику.
