пыли въезжает бричка-одноколка с балагулой Нехамьей на козлах.
– Наше вам почтенье, реб Ройтман! – прикладывает Нехамья палец к картузу. – Доброго здоровья, мадам Двора!
Нехамья не торопясь спускается вниз, подходит ближе.
– Кажется, уже на взводе, – говорит мать.
– Мадам Двора, – Нехамья старательно выговаривает слова. – У меня к вам приватный разговор.
– Ни-ни-ни, Нехамья! – отмахивается выразительно мать. – Никаких приватных разговоров! Мы обо всем договорились! Получите всю сумму, когда вернетесь.
– Побойтесь бога! Реб Ройтман, послушайте!..
– Извините! – Отец торопливо целует ее в щеку, сходит с крыльца. – Договаривайтесь с женой, я опаздываю в синагогу!..
– Вот так, милая барышня, – сетует Нехамья, когда они выезжают за ворота. – Честный балагула не может иметь от клиента хотя бы пять копеек аванса. Чтобы подкрепиться в дороге. Когда такое было, скажите, среди евреев?
Она его не слушает. Смотрит по сторонам, покачиваясь на скамеечке. Прощай, унылое местечко! Впереди необыкновенная жизнь, шумный город в огнях, модные магазины, новые знакомства.
– Фейга, шалом! – Выскакивает из мясной лавки Эльякима сын мясника, рыжий Шмуэль.
Первый приставала, пялится всякий раз при встречах, как баран. Приперся на прошлой Рош а шана в дом, принес подарок – якобы от родителей: расписной гребень и набор цветных лент. Попросил у отца разрешения вручить барышне Фейге. Отец с матерью долго после этого о чем-то говорили наедине…
– Куда собралась? – Шмуэль бежит рядом, держась за колесный щиток.
– В Житомир.
– Надолго?
– Не знаю. Может, навсегда.
Она глядит, смеясь, из-под козырька брички, как он застыл истуканом посреди дорожной колеи, как завеса пыли загораживает от нее базарную площадь с греющимися на солнышке козами, домишки под соломенными крышами, деревянные журавли колодцев, покосившиеся заборы, пустыри. Милый, привычный, скукоженный мирок штетла, с которым ей и грустно, и радостно расставаться.
– Н-но, милая! – погоняет тощую кобылку Нехамья.
Бричка поднимается на взгорок, вспугивает с края дороги стайку голубей.
– Н-но-оо! – Приподнимается на козлах Нехамья. Дергает раз и другой поводья – бричка стремительно катит вниз.
Она закрыла глаза, подпрыгивает на ухабах, ей весело и страшно.
«Лечу! – раскидывает широко руки. – Ле-е-чу-у-у!»
Деньги даром не даются. Права мамэле.
Вторую неделю она в доме мадам Рубинчик. Житомира не видела – с утра до вечера за швейным столом. Кройка, подрубка, подшивка, строчка на швейной машинке. Спина как каменная, ноют по ночам исколотые иглами пальцы.
Она – помощница Меланьи Тихоновны, самой дорогой в городе швеи. Наняты обе на полгода шить постельное и нижнее белье к свадьбе старшей дочери хозяйки. Простыни, покрывала, наволочки, пеньюары, панталончики – по двенадцать изделий
