старшую дочь, Джемайму, которой тогда было меньше, чем сейчас Лауре. Мне продолжать перечень твоих прегрешений? После девяти месяцев столь полнокровной жизни ты убила того, кто даровал тебе вечную жизнь, но это оказалось выше твоих сил, ведь он-то и был их источником. Его кровь отравила тебя и разрушала неокрепшую плоть, ты умирала, и тогда кое-кто спас тебя, влив неоскверненную кровь в твое сердце. Но ты забыла, что он сделал это не из чистого благородства. Теперь пришел черед расплаты.
Элеонора слушала его плавную речь с приоткрытым ртом, ловя каждое слово как воздух, которого ей явно не хватало. Сигарета тихо истлела в застывшей руке, и казалось, сейчас начнут тлеть пальцы, если бы они не были столь холодными. Элеонора выглянула из тени, и Эдгар увидел, какими светлыми у нее стали глаза – золотисто-карими, точно растаявший янтарь, но где-то в глубине затаился черный паучок страха. Сейчас в них не мелькало ни проблеска мысли, только безнадежная мольба.
– Прошу тебя, я не хочу умирать, – пробормотала Элеонора, – возьми ее или Джемми, если хочешь… но позволь мне жить дальше, уйди из памяти, оставь меня в покое! Ты обещал мне жизнь, пока жива она…
Эдгар ощущал стену страха, которую воздвиг перед ней, однако его цель – не запугать до полусмерти, а нечто другое.
– Я ошибся в тебе, моя дражайшая правнучка, – произнес он с металлом в голосе, – твоя вампирская ипостась действительно умерла при рождении моей Лауры. И мне противно сводить счеты с тем жалким существом, в которое ты превратилась, хотя, на мой взгляд, ты недостойна сострадания. А теперь выслушай мои условия: Лаура остается с тобой, по крайней мере пока.
При этих словах что-то невероятное всколыхнулось в Элеоноре: черты ее лица жестоко исказились, зрачки расширились, из глаз выплеснулся мрак. Эта метаморфоза была узнаваема – из образцовой домохозяйки восстала ее тайная неистребимая сущность.
– Что я слышу?! – процедила Элеонора настолько чужим голосом, что даже британский акцент исчез. – Так ты не заберешь ее? Тогда я ее убью, иначе она заберет меня. День за днем эта тварь терзает меня. Я теряю вкус к жизни! Это дитя моей смерти, в ней нет ничего от меня. Я родила ее тебе и не желаю больше видеть. И найду силы уничтожить, если ты ее не примешь.
Элеонора дышала неукротимой яростью. В ее лице не осталось ничего человеческого: даже веснушки погасли на бледной коже, а с губ исчезла искусственная краска. Она давно уже была духовно мертва, ее одушевляла лишь ненависть к той частице самой себя, что вышла из нее и зажила самостоятельной жизнью. И слепой страх перед тем, что эта новая маленькая жизнь поглотит ее собственную, обострял померкшие чувства Элеоноры и навязывал ей безжалостный нож возмездия.
Эдгар успел убедиться в существовании вампира в Элеоноре, пусть даже подсознательного, потустороннего, и ему уже наскучило слушать ее жалобы и угрозы, как и копаться в опустевшей могиле ее души. Настал момент поставить ей окончательные условия
