и до нее:
– Удостоверение?
Окончательно сбитая с толку, она тоже оголила руку, и они отсканировали код ее личности. Коротышка провел по ней еще каким-то сканером и велел:
– Карманы покажите.
– Что-о-о? – уходя в писклявый фальцет, спросила Верука.
Двое громил не походили на шутников, а маленький человек (похоже, следователь) стоял над душой с равнодушным выражением лица и профессиональным пронизывающим взглядом.
Самое унизительное в этой процедуре было то, что на нее смотрели абсолютно все (человек триста, не меньше). Верука растерянно выложила вещи из карманов, с удивлением обнаружив среди них странный сверток. Это явно не относилось к ее вещам.
Следователь аккуратно подцепил края упаковки пинцетом и произнес:
– «Мор», недробленый. Как нам и говорили… Боюсь, вы задержаны, Моргенштерн, за хранение наркотиков. Остальных все равно проверить.
– Вы что, совсем? Это ошибка! – не поверила Верука и зачем-то запальчиво добавила: – Мой отец – глава культурного фонда!
Выводок морских коньков, замерший меж ней и полицейскими, делал ситуацию почти абсурдной, и поэтому все это воспринималось как розыгрыш, снимаемый скрытой камерой. Почему-то вспомнилось, что Арис крепко обнял ее напоследок.
– Это не мое! – расплакалась она.
– Теперь точно не ваше! – припечатал следователь, убирая наркотики в пакет.
Вавилон, уровень 30. Центральный вокзал
Ши-Вэй никогда не видел такого количества шаттлов и поездов. Они носились везде: под ногами, над головой и срывались с соседних платформ. Оставив пассажирский отсек шаттла, он оказался погруженным в неслыханную ранее симфонию ужаса. Лязг прицепов, звук двигателей, несмолкающие объявления об отбытии и прибытии. Музыка. Невообразимые биты, пускающие волны дрожи по телу. И всюду металл, хром, стекло…
Вот он, настоящий Вавилон. Жизнь начиналась с тридцатого уровня, и все, что Ши-Вэй знал до этого, показалось ему тихим сном под ветками его сада. Вернуться бы назад на родную платформу «Куанг-3» на тринадцатом уровне… Но она была от него уже очень далеко. Где-то под его ногами. Столько людей… Какие они все разные. Как диковинно одеты. Как странно говорят. На Вавилоне существует один язык, но сколько у него акцентов, выговоров и вариаций. «Ты всегда спрашивал себя, кого ты кормишь? Для кого растишь бобы и зелень?» Для них всех, что бегут в разные стороны, толкаются, торопятся на свой шаттл. И они даже не знают его. Теперь он больше не рабочий аграрного сектора. Он никто. И поскорее бы ему найти здесь свое место. Мама говорила, что наверху опасно и нет ничего тише и прекраснее их тринадцатого уровня. У них есть растения, а здесь только голограммы. Они кажутся живыми, но наткнешься на одно – и просто пройдешь насквозь. Мама говорила, что жить надо тихо. Как жучок. Никого не трогать и делать свое дело. Ши-Вэй заткнул уши самодельными берушами и поспешил прочь с платформы в сторону входа. Хотелось
