Все происходило кропотливо и протяжно. Вот открылся детский рот и укусил плечо; молочные зубы вонзились так глубоко, что свело челюсть. Потом отмеченный ребенок проделал то же самое для другого. Веталы сотрясались от упоения.
Остальные дети были не в силах смотреть на подобное: кто вжался лицом в стену, кто закрыл руками лицо, но всхлипывали они все.
Двое детей-мучеников смиренно опустились на колени и продолжили монотонно, как бы лениво сдирать кожу; разрывать нежное мясо по всему телу. Накопившаяся внутри боль: острая, давящая, сочилась как сукровица. Спустя несколько минут они сверху донизу покрылись быстро остывающей кровью. Она струилась из рассеченного лба, бежала по ложбинке нагого позвонка, вертикальные порезы на запястьях выталкивали жизнь из болезненно пульсирующих крохотных вен. Дети пребывали в затяжной агонии. Веталы – в блаженном экстазе. Они управляли детьми, контролировали их кровь и то с какой скоростью она вытекает, куда течет. В какой-то момент веталы ослабили нити, а потом и вовсе порвали управляющую связь. И дети, что ужасно, по-прежнему остались безутешны. Они поняли, что вот он конец их жизни. Жизнь капала на пол липкой красной жидкостью, две полоски багряных слез не ровно разделили лицо на три части, бесконтрольно стекая к подбородку, соединялись и капли падали вниз.
Дети обнялись, прижались щека к щеке, плотно притиснулись телами, так крепко, что одного только ощущения кожа к коже было достаточно для того, чтобы разделить боль. Они замерли, заключив самих себя в кровяной кокон, превратились в куколок. Все закончилось тихо, спокойно, без эмоций. Тихо и спокойно. Без эмоций.
***
Я отложил книгу, неосознанно погладил обложку, точь-в-точь как мисс Флит комикс-тетрадь Долли, а затем сдержанно ушел из библиотеки памяти обратно в беспощадный город.
Возвращение было не шибко приятным. Будь рядом ванна со льдом, без колебаний нырнул бы в нее с головой. Достав платок, вытер с лица холодный пот, а минуту спустся дверцы фургона распахнулись.
– Справился?
– Можешь не сомневаться, – резче, чем следовало бы, ответил я Рагнару. После увиденного от хорошего настроения не осталось и следа. – Я свободен?
– Да. Родители уже ждут их.
Я молча выбрался из фургона и без промедления засеменил к выходу из подземной парковки полицейского участка.
Часы указывали почти без четверти три. Осталось семнадцать минут! А опаздывать моветон. В который раз с грустью, а потом и злостью, вспомнилось о «Ferrari» в ремонте. Вот бы заполучить нательный предмет угонщика, тогда я бы ему устроил…
Поймав такси, назвал место – только бы не попасть в пробку – и откинулся на сиденье.
– Тяжелое утрице?
На непринужденный разговор не было сил.
– Просто веди машину, Ахмед.
Заведение с причудливым названием «Никогде» не блистало изыском,
