и плантаторов на Юге развивались по-разному. Главное отличие – рабы являлись частной собственностью плантаторов, из-за чего последние не могли относиться к ним так жестоко и бесчеловечно, как владельцы северных фабрик к рабочим. Плантаторам нужно было беречь своих рабов, не высокая мораль, а экономический интерес заставлял их быть относительно гуманными. В результате возникала система патернализма, в которой рабы не были совершенно бесправными, но обладали рядом негласных привилегий. Эти привилегии рабами чрезвычайно ценились и позволяли им видеть в системе некую справедливость, что весьма способствовало сохранению стабильности38.
Еще одно объяснение того, почему система была стабильной, опирается на представление о «расовом союзе» плантаторов и белых фермеров, к которому, возможно, присоединялись даже самые низы белого населения Юга. Насколько можно судить по сохранившимся источникам, в довоенный период многими белыми южанами разделялась идея о том, что именно рабы обеспечивали своим трудом общественное благосостояние, стабильность и демократию в южных штатах. Они удерживали южное общество от классовых конфликтов, ведь даже самый бедный белый фермер, сравнивая свое положение с положением чернокожего раба, мог придти к выводу, что его дела не так уж и плохи.
В последние годы одной из самых модных историографических тем стало выяснение того, насколько тесно взаимодействовали друг с другом черные рабы и простые южане, действительно ли классовые барьеры, разделяющие белых обитателей Юга, были слабее расовых предрассудков, и способен ли тезис о «демократии для белых» объяснить длительное и стабильное существование в США плантационного рабства.
Следует заметить, что здесь, как и во многих других случаях, переход историков на микроуровень, изучение отдельных эпизодов и регионов, привело к полной разноголосице и невозможности дать однозначный ответ на поставленный вопрос. Ситуация менялась от района к району, где-то чернокожие были почти полностью интегрированы в жизнь белых общин и даже, оставаясь рабами, могли приобрести определенное влияние на белых (например, в случаях со «смешанными» приходами, когда черный проповедник обслуживал и белую, и черную паству), а где-то действительно существовал «расовый союз» белых верхов и низов.
Одновременно с вопросом о рабстве, американским историкам второй половины XX века необходимо было ответить на другой, тесно связанный с ним вопрос: почему только через 100 лет после ликвидации рабовладения черное население Америки смогло решительно и эффективно выступить в защиту своих гражданских прав?
Вплоть до середины XX в., в рамках доминирующих расистских представлений, мало кого удивляло то, что на Юге существует сегрегация, чернокожие ограничены в правах, обладают низким социальным статусом. На что большее могли рассчитывать бывшие рабы, чей интеллект и гражданские добродетели
