к нему. Общеизвестен ответ казаков русскому послу в Константинополе графу Нащокину, ехавшему в 1592 г. через Дон. Он привез в дар казакам сукна и, по московскому приказу, исходившему из глубоко укоренившегося понятия о неравенстве, «хотел, разверстав, раздать лутчим добрые, а рядовым средние, а иным рославские» (очевидно, рославские сукна были третьего сорта). «И они (казаки) говорили, что у них больших нет никого, все равны, и разделят сами на все войска, по чему достанетца»[36].
В XVII в. на предложение московского правительства прислать в Москву, в состав посольства, «лутчих» людей донские казаки ответили, что «лутчих людей у них нет, все они меж себя равны: лутчие – ково они, выбрав войском, пошлют»[37].
В социальном отношении казачество, по происхождению, представляло собой весьма пеструю группу: здесь можно было встретить и бывших царских стрельцов, и служилых людей, и дворян. Все они теряли свои титулы и фамилии, оставалось лишь именование по отчеству или какая-нибудь казачья кличка[38].
Котошихин, в 1666–1667 гг., писал о донских казаках: «а люди они породою москвичи и иных городов, и новокрещенные татаровья, и запорожские казаки, и поляки, и многие из них московских бояр и торговые люди и крестьяне»; в одной отписке царю, в 1675 г., казаки писали: «А на твою государеву отчину, на реку Дон, приходят к нам… всяких чинов люди и иноземцы, надеючись на твою государеву премногую милость, и теми людьми твоя государская река наполняется и служат тебе, великому государю, за едино». В 1592 г. среди фамилий атаманов на Дону встречается фамилия Воейков, старая дворянская. Но дворян попадало на Дон очень мало[39].
Главную массу казачества составляли представители низших сословий, в особенности же крестьянства вольного или уходившего на Дон от закабаления и холопства. Уложение царя Алексея Михайловича свело воедино все прежние законы, закрепощавшие крестьян помещикам. С другой стороны, царствование Алексея Михайловича ознаменовано грандиозными религиозными гонениями на тех, кто, вопреки постановлениям господствующей церкви, не пожелал согласиться на исправление богослужебных книг и на отказ от старых обрядов в области веры. Люди, желавшие верить по-своему, искали убежища на Дону, в вольной колонии русского народа, в среде донского казачества, и находили здесь свободу веры.
В течение первых ста лет своего существования казачество пополнялось почти исключительно притоком взрослых мужчин, покидавших Московское царство в поисках политической, религиозной или социальной свободы. Браки начались лишь в XVII в., когда войско стало терять свой характер военного братства, своеобразного рыцарского ордена.
В первую эпоху существования казачества никаких сословий на Дону не существовало. Все были свободны, все были равны между собою, все были воинами, а в мирное время охотниками и рыболовами.
До третьей четверти XVII в. занятие хлебопашеством не было известно
Историческое описание. С. 57.
Донские дела. Т. I. С. 660–661.
Иногда фамилии казачьи указывают на происхождение их из определенной местности: Мещеряк, Калуженин, Стародубец, Трубчанин, Самаренинов. Иногда они происходят от имени городка: Богаевский. Маноцков, Кумшацкий; или от местности на Дону: Миюсский. Иногда она подчеркивает какое-нибудь качество физическое или моральное: Картавый, Бедрищев, Жопин, Сухоруков, Хиловатый, Нос, Рот, Косой, Скалозуб, Хороший, Смирный, Плохой. Более оригинальные клички: Лебяжья Шея, Долгая Пола, Вострая Игла, Чертов Ус. О рыболовах говорят фамилии: Ершов, Карасев, Стерлядев, Сула. О страданиях от турок на галере («каторге») говорит фамилия Каторжный. Для пролетарского происхождения казачества характерны фамилии: Голодный, Голый, Драный. Есть клички поносительные: Дура, Ебалда и т. п., даже неудобосказуемые. Чаще же всего фамилии происходят от имени собственного: Ефремовы, Харламовы, Васильевы и т. п. Ср. указатели в Донские дела. Т. I–V;
Х.И. Попов пытается доказать, что в том же 1592 г. был еще атаман князей Трубецкой. На самом деле это был Трубецких, то есть бывший человек или крестьянин князей Трубецких, а не князь Трубецкой.
