на ручей. Места выглядели совершенно заброшенными. Позади на другой стороне чернел полуразрушенный гигантский остов элеватора.
– Да, сворачивай здесь и не гони.
Через триста метров автобус едва не наскочил на поваленное дерево, преграждающее путь.
– Стой! Выходим! – скомандовал профессор. Он встал, открыл боковую дверь и выскочил наружу. Ночная октябрьская прохлада тут же заполнила автобус. Слева и справа их окружал совершенно непроходимый лес, а где-то в отдалении шумел ручей.
– Помоги! – крикнул профессор Шарову и склонился над поваленным стволом.
Втроем они оттащили дерево на обочину.
– Проедешь, вылезай, положим назад.
Шаров удивленно вскинул брови.
– Ты ведь не хочешь непрошенных гостей рано утром?
Еще минут двадцать они петляли по лесу, в полной темноте. Дорожка то сужалась, то слегка расширялась и когда автобус, наконец, уткнулся в покосившиеся стальные ворота с вышкой по правую сторону, Шаров наклонился, практически лег на руль, не в силах произнести ни слова.
Виктор вскочил со своего места, подбежал к лобовому стеклу и уставился на темные колышущиеся тени.
Когда плеча его коснулась рука, он вздрогнул и повернул голову. Позади стояла Лена. Она дрожала, а ее огромные глаза в свете полной луны блестели серебристой влагой.
Первым нарушил молчание Шаров. Голос его был хриплым, почти неузнаваемым.
– Неожиданно.
– Здесь до сих пор запретная зона, – сказал Инин. – Ни одной живой души на многие километры. На картах этого места нет.
В темноте завыла собака или волк.
– Не думала, что когда-нибудь вернусь сюда, – тихо сказала Лена и посмотрела на Виктора. – Ты помнишь? Ты что-нибудь помнишь?
Он посмотрел на нее. Обрывки воспоминаний теснились в мозгу, но были похожи на детский калейдоскоп – пластмассовую трубочку, оклеенную яркой бумагой, с окуляром на конце. Если заглянуть в него и начать вращать тубус, причудливые узоры внутри приходили в движение и начинали образовывать немыслимые комбинации, завораживая, гипнотизируя, заставляя представлять самые фантастические картины… Что из них было правдой, а что – лишь игрой воспаленного воображения… он не знал.
– Я помогу вам вспомнить… – тихо сказал доктор Инин и на этот раз никто не стал ему возражать.
Темнота вокруг стояла такая, что Виктору показалось, будто они находятся в «тихой комнате» – специальном помещении для усмирения особо буйных психов. Правда, комната на третьем этаже в экспериментальном блоке отличалась настолько парализующей тишиной, что галлюцинации возникали буквально через пятнадцать минут после попадания в нее. Слуховая депривация – один из самых действенных методов усмирения и широчайшее поле для экспериментов. Полчаса такой пытки включали в сознании древнейшие механизмы выживания и рождали настолько жутких монстров, что Виктора
