слышать. Не надоело?
– Нет, ты же знаешь, мне это удобно.
– А почему тебе никогда не приходило в голову спросить, как мне с тобой живется?
– Ну, если ты до сих пор здесь, то, по-видимому, хорошо, – парировал он.
Вот так, сегодня выиграл он, и я знала, что сказав опять какую-нибудь колкость, легко смогу свести счет в ничью. Только это было бесполезно. Я бы, конечно, могла позволить себе быть несчастной, помучаться от того, что меня не понимают. Но мне не хотелось. Я смотрела на луч солнца, гуляющий по его седым вискам, на кончики морщинок его глаз, прикрытых модными очками, а потом на свои руки. У меня тонкие и красивые пальцы, и, глядя на них, я всегда жалела, что не умею играть на фортепиано. Думаю, что было бы невероятно приятно наблюдать за моей красивой кистью, и легкие нежные прикосновения к клавишам могли бы сильно выделить меня в очереди тридцатилетних невест. Но, к сожалению, если овладеть техникой игры на пианино я еще могла, то с Андреем у меня было не так много времени. Руки мои покрывались тонкой сеткой маленьких упрямых морщинок, и остановить этот процесс я не могла.
За соседний столик присела семья французов с двумя детьми. Они шумно начали двигать стулья, и детский смех разрушил медленное течение жизни в кафе. Старики улыбались, глядя на галдящих детишек, принесших движение в пенсионерскую аудиторию кафе, где даже мы с Андреем казались немолодой, давно и прочно женатой парой. Они был милые, нарядные, какие-то солнечные, и я залюбовалась. Андрей раздраженно отодвинул чашку.
– Завтрак, кажется, закончен. Я бы рядом с табличкой «Не курить» повесил «С детьми нельзя».
– Ты бы мог даже купить этот или любой другой ресторан и назвать его «Пошли все вон», – сострила я.
– Я уже думал об этом. А что если я куплю его тебе, и ты будешь держать кафе для меня?
Я посмотрела на меню, на обложке было написано: «Открыто с 1908 года». Потом бросила взгляд на хозяина заведения за стойкой бара, ему было около 60 лет, и, судя по его общению с постояльцами, работал он тут лет пятьдесят после его деда, прадеда и так далее.
– Боюсь, что оно не продается.
– Все, кошечка моя, продается. Вопрос цены. Хочешь?
– Нет, – ответила я, не задумываясь. – Ну уж нет. Сидеть тут, печь тебе булочки в надежде, что ты когда-нибудь приплывешь ко мне? Как Ассоль в красненьком передничке расхаживать по дому, глядя в окошко, в печали замешивая тесто, без единого шанса устроить свою личную жизнь?
– Да, – ответил Андрей, подумав, – эта роль не для тебя. Тебе больше подойдет по сугробам, в московской грязи, глотая боль обид и унижения, идти сквозь бури, ветер и невзгоды за постоянно убегающим и ускользающим из твоих рук циничным миллионером.
Андрей встал и кинул монетки на стол. Мы вышли из кафе и, обнявшись, побрели в сторону рынка. Вот такая мы были странная пара. Отхлестав друг друга перчатками по щекам, мы, прижавшись телами и взявшись за руки, продолжали свой путь в неизвестность наших чудных отношений.
5
Мы
