мифической юности он как-то прочитал, что когда погибает ворона, все птицы стаи поднимают отчаянный крик, после чего резко замолкают. Это ненужное, по сути, знание так сильно на него повлияло, что он пронёс его через всю жизнь. И конечно, он мог отличить ворона от вороны, ведь это две разные птицы. За стеклом ему явился именно ворон, просто память заодно подсунула и эти удивительные сведения.
Он делил палату ещё с двумя стариками. Стоя на пороге смерти, они могли похвастаться отменным сном. Одного из них, дряблого сгорбленного коротышку, он про себя называл старым пердуном. И имел на это полное право, потому что сукин сын безбожно портил воздух без перерыва на отдых, словно не питался ничем, кроме гороха.
Сквозь стены больничной палаты пробивались громкие стоны чужих страданий. Сдавленные крики проникали через дверные щели и вентиляционные шахты, надолго застревая в мозгах. Когда бессонница выигрывала очередной раунд в неравном поединке, он слушал вопли стариков в качестве наказания. То есть каждую ночь. По характеру звука он определил, что приступ нагрянул к пациентке в палате под номером пять. Врачи опять не рассчитали дозу обезболивающего. Придётся дежурной медсестре экстренно исправлять недочёты, иначе несчастная поднимет на уши весь хоспис и лишит вымученного покоя остальных онкобольных.
Старик достал хранившийся под подушкой портативный радиоприёмник. Битый час возился в темноте с наушниками, распутывая морские узлы старческими пальцами. И как только у них получалось так заплетаться. Без наушников пришлось бы заткнуть уши ватой. Он был готов слушать умиротворённую тишину, но не выраженную в крике боль.
Вставные корпуса наушников выпадали из раковин, зато занимали мало места. Пришлось вдавить их глубже. Китайский приёмник озарился желтоватым свечением. Колёсико поиска радиостанций заедало. За триста пятьдесят рублей быть по-другому и не могло. В отсутствие усилителя встроенная антенна принимала сигнал весьма посредственно. Старик был рад и этому. Через волны статического шипения пробился тёплый голос ведущего радио «Сумерки». Название так себе, в отличие от содержания. Да и выбор музыки не сильно раздражал, а порой и радовал, что в возрасте Старика было редкостью.
Отгородившись от мира, Старик закрыл глаза в ничтожной надежде, что получится заснуть.
Когда-то у него было имя, как и у каждой вещи в этом мире. Он откликался на него, иногда гордился, если получалось в чём-то оказаться лучше других. Теперь же он просто Старик. Таковым он себя чувствовал и так хотел, чтобы его звали. Почти как у Хемингуэя, только без моря. И не акула пожирала марлина по частям. Это внутренности Старика поедал проклятый рак, растягивая неминуемый финал. Природа решила пошутить над ним напоследок, избрав неторопливый способ убийства в отличие от инсульта-инфаркта или зазевавшегося на зебре водителя, где шансов быстро отправиться в сырую землю или печь крематория было значительно больше. Ирония вышла несмешной. Старик привык разжёвывать горькие пилюли, не запивая водой.
