разгорелись споры, как его лучше исследовать.
Лившиц теперь отмалчивался. На все вопросы, адресованные к нему, как к специалисту по проблеме, отвечал односложно и однообразно. По его разумению выходило, что этого нельзя делать. Нельзя приближаться, нельзя сканировать, нельзя пытаться наладить радиосвязь. Нельзя было даже смотреть на него.
Собственно, рассматривать объект в иллюминатор все равно не получалось – Грац, несмотря на запреты внеземельца, открыл одну из шторок, но взгляду было не за что зацепиться в непроницаемой тьме. Иллюминатор потерял свое гордое название, ибо осветить здесь он ничего не мог.
Захар тоже с интересом вглядывался в непроглядную черноту космоса, до боли в глазах. Там не было ничего. Но все же что-то не давало теперь покоя.
Стойкое ощущение, что на тебя кто-то смотрит, вот что пришло оттуда.
И даже после того, как под вопли взбешенного Лившица иллюминатор закрыли, оно не исчезло. Даже сейчас, здесь, в каюте, казалось, что объект изучает, видит все насквозь, заглядывает в душу, пытаясь выведать самое сокровенное.
Может, прав Люциан, запрещая смотреть в черноту холодного космоса?
Грац с Клюгштайном остались в рубке – обсуждают планы вторжения. Они нашли себе смысл жизни. Теперь это несложно – делай хоть что-нибудь, в этом и будет смысл. Теперь нет никаких запретов, они ответственны только друг перед другом. Пока все делают вид, что жизнь на корабле идет, как обычно. Это пока.
Еще не пришло полное осознание безнадежности. Еще кажется, что проблема временная. Серьезная, но ее можно решить. Или решить нельзя, но она чудесным образом решится сама собой. Трудно поверить в смерть, пока не начнешь умирать по-настоящему.
Черт возьми, но откуда это чувство, что на тебя постоянно кто-то смотрит? Интересно, только у него крыша едет или все теперь чувствуют то же самое?
Захар резким движением натянул одеяло на голову. Как в детстве. Раньше помогало от любых страхов. Казалось, что уж под одеяло никто забраться не сможет. Но ощущение чужого взгляда не исчезало. И здесь, в темноте и духоте, кто-то смотрел. Заглядывал внутрь, беспардонно, не спрашивая разрешения.
Нет, так дело не пойдет. Нужно заснуть, он наверняка просто переутомился – столько всего случилось. Нужно заснуть, а когда проснешься… утро вечера мудренее, так сказать. Только заснуть бы.
Захар ворочался, наматывая одеяло на себя. Сон не шел. Нужно попросить помощи у «Зодиака». Мозг корабля немедленно подключил Захара к виртуальной реальности. Вокруг завибрировало, каюта куда-то провалилась, пространство залило огнем. Разноцветные сполохи кружили хороводы, закручивались в спирали, взрывались ярким великолепием фейерверка.
Разбудили Захара звук чьего-то голоса и чужое дыхание. Сонный кибертехник, памятуя о недавнем настырном взгляде, открыл глаза и наотмашь врезал в незнакомую физиономию, нависшую над ним. Это был Грац.
– Не очень-то вы любезны, – сказал доктор, потирая ушибленную скулу.
