половину кухонного стола в квартире Лунина. Огромный букет Илья купил ранним утром, в ближайшем круглосуточном цветочном павильоне во время прогулки с Рокси. Оставлять это щепетильное дело на вторую половину дня, когда все хорошие цветы будут разобраны, представлялось совершенно неразумным.
К вечернему визиту Илья был готов, если не полностью, то, как минимум, на две трети. Оставалось лишь только побриться и натянуть на себя что-нибудь приличное взамен потертых домашних джинсов и футболки с растянутым воротом. Впрочем, спешить было некуда. Стрелки часов показывали всего лишь четверть десятого. То время, когда многие женщины еще спят, пользуясь предоставленной им раз в году возможностью не думать о приготовлении завтрака, ну а некоторые как раз просыпаются, почувствовав тянущиеся с кухни ароматы весенних цветов, свежесваренного кофе и только что открытого шампанского. Лунин и сам был не прочь принять участие в традиционной праздничной утренней суете, но, к его глубокому разочарованию, подобной возможности он был буквально накануне лишен. Причем, как полагал Илья, исключительно по причине своей собственной глупости и косноязычия. Ну а как еще можно объяснить то, что вчера вечером, седьмого числа, в предпраздничный день, он ухитрился поссориться с Иришей?
Казалось бы, ссору ничто не предвещало. Во всяком случае, так казалось самому Лунину, когда он подъезжал на такси к Иришиному дому. У них был запланирован очередной совместный поход в кино, уже десятый или двенадцатый по счету, точно Илья сказать уже бы не смог. Подобным образом они проводили почти все выходные. Сперва шли в кино, изредка кинематограф уступал место театру. Затем вечер продолжался по одной из двух, уже ставших привычными, схем. Либо они проводили пару часов в каком-нибудь небольшом, уютном ресторанчике, после чего ехали к Ирине домой, либо же покупали вино, готовую пиццу и сразу отправлялись в небольшую квартиру Шестаковой, где Лунин чувствовал себя уже как дома.
В тот вечер отлаженный механизм неожиданно дал сбой. Нет, поход в кино состоялся, вот только с того самого момента, как Ирина вышла из подъезда, она была на удивление задумчива и немногословна, а уже в самом зрительном зале, незадолго до начала фильма, холодно произнесла:
– А ты хорошо целуешься, Лунин. Страстно.
– Мм… наверное, – несколько растерялся Илья, но, не уловив в словах спутницы никакого подвоха, все же согласился: – Это лишь одно из многих моих достоинств.
– Это не комплимент, – вспыхнула вдруг Шестакова. – Это наблюдение.
Почти два часа они просидели молча, уставившись в гигантский экран, на котором немолодая пара, уставшая от тягот семейной жизни, изо всех сил пыталась помешать самим себе, двадцатилетним, заключить брачный союз. О чем в это время думала его спутница, Илья не знал. Сам же он посвятил предоставленную ему двухчасовую паузу в разговоре обдумыванию последней произнесенной Ириной фразы. Смысл ее стал ясен
