Гоша и повесил трубку. – Танки… Москва… – ворчал он, пытаясь заснуть. – Барклай! Война давно кончилась! Наши победили. Тебе Горбачёва жалко? Ну пойди и тихо удавись, людей-то зачем будить?..
Только полностью соблюдя ритуал поклонения собственной лени, Гоша собрался и отправился в сторону Мойки. В центре было всё так необычно и занятно! Возбужденные толпы, знамена, перегороженные улицы. Все на полном серьезе ждали танков. Он даже забыл о Барклае, полагая, что тот давно сидит в окопе с гранатой под каким-нибудь Можайском (что, надо сказать, было недалеко от истины), и вспомнил о нем, лишь наблюдая, как сгружают бетонные блоки, воздвигая форпосты вокруг Ленсовета.
С истрепанным борьбой Барклаем он встретился лишь под утро, когда эти укрепления столь же спешно разбирали, словно стесняясь собственного испуга.
В городе наступило затишье перед общегородским митингом.
Уставший Барклай рассказывал немного, был обижен и сосредоточен. Зато скоро объявилась Кирка, которая трещала не умолкая.
С понедельника она вернулась на репетиции своего танцевального ансамбля и сразу угодила в автобус, отправляющийся на чествование блокадников. Но вместо встречи ветеранов окружного госпиталя на Мойке их автобус оказался в водовороте путча.
– Подъезжаем – блин!.. Там народу неадекватного! Улицы перегородили! Все гудят! Динамики орут: «Граждане! Сохраняйте спокойствие, танки в город не вошли!» Анархисты с флагами подбежали, давай по автобусу дубасить: «Ура! Девчонки! Ура! Подкрепление!» Потом какой-то хмырь в пиджаке пришел. «Девочки! Вы согласны с группой добровольцев поехать навстречу колонне псковской десантной дивизии? Видите, какая здесь ситуация?! Нужно объяснять солдатам, что вход танков в город – это кровь! Что приказы их командования незаконны, а действительны только распоряжения правительства Российской Федерации!» Мы-то что?.. Надо так надо! С группой добровольцев оно вроде не так страшно, а то как незаконно из пушки долбанут! В общем, посадили к нам еще эту группу – трех мальчиков с фотоаппаратами, загрузили прокламации, три ящика бутербродов – и вперед! На танки! И вот катим мы такие, десять дур, с тремя фотографами, в катафалке с цветами, а страшно! Даже ржать не хочется… Увезли нас черт знает куда, за Лугу! Там местный народ, наверно, обалдел. Представь, целый автобус баб высовывается и орет: «Скажите, здесь танки не проходили?!» Только на заправке узнали, что колонна еще утром прошла. Мы обратно, ее искать…
Слушая Киркин рассказ, Гоша фыркал с явным неудовольствием. То, как они относятся к армии, он только что видел по бетонным надолбам от Казанского до Мариинского, а девчонок на танки – это можно?!
– Мы вылетаем, орем, – продолжала тараторить Кирка. – «Мальчики! Мы вас любим! Приезжайте в Питер! Только не на танках!». Машка с цветами, я с бутербродами, прокламации под мышкой! Эти в своих танках ни черта не понимают, повысовывались из люков: «Эй! Кто такие?.. Что случилось?! Какой Питер?» Мы орем: «Мы из Питера! Мы вас любим! Не надо вам сейчас в Ленинград! Там баррикады!»
– Место,
