взгляд. – Ты сгубил нашу дочь! Я молила тебя не забирать у меня Ренэйст, не делать из нее воина, но ты не послушал меня! Каждому ведомо, сколь я противилась твоему решению, и вот к чему оно привело! Лишь ты виновен во всем, Ганнар, лишь по твоей воле моей дочери больше нет со мной! Лучше бы боги забрали тебя, лучше бы это ты умер!
Конунг ничего не отвечает. Продолжает держать в руке своей факел и смотрит на пламя, кое разгорается все больше, пожирая все возложенные на него подношения. Кажется, что мгновение – и сам шагнет он в этот огонь.
Сванна помогает Йорунн подняться с колен и, обнимая за плечи, уводит прочь. Кюна продолжает изрыгать проклятья сквозь слезы, и столь не похоже это на нее, что каждое слово ее сопровождается обеспокоенным шепотком толпы. Кто бы мог представить себе, что нежная и кроткая женщина способна на подобное выражение чувств?
Ярко пылающий костер больше никому не интересен. В одно мгновение люди словно бы забыли о том, для чего они здесь. Все их внимание отныне приковано к конунгу и его супруге, словно бы ничего важнее их ссоры не существует.
Оттого то, что происходит дальше, остается никем не замеченным. Никем, кроме Витарра, по обыкновению наблюдающего за всем из тени.
Быстрым шагом приближается Хакон к погребальному костру, полный отчаянной решимости. Витарр видит, как запускает он руку в самое пламя, выхватывая некий предмет из подношений. Стиснув зубы, выдергивает берсерк руку из огня, раскрывает ладонь, глядя на свою добычу, после чего разворачивается, встречаясь с конунгом взглядами. Ганнар смотрит на него в немом изумлении, и Хакон отвечает ему, да за ревом пламени Братоубийце не услышать его слов. Медведь уходит, расправив плечи, и Витарр следует его примеру, направляясь в Чертог Зимы.
У него не так много времени. Обряд окончен, и вскоре те, кто присутствовал на похоронах, вернутся в свои дома. Ему нужно успеть все подготовить, пока поселение пустует. Пока есть возможность остаться незамеченным.
Чтобы получить ответы, он должен привести к ней ее сестру.
Пламя погребального костра утихнет не скоро. Орошенный жиром, курган будет долгое время ярким факелом светить в ночи до тех пор, пока не останется от него одно пепелище. Только даже когда миг этот настанет, будет продолжать свое одинокое пиршество Ганнар конунг в стенах Великого Чертога до тех пор, пока не останется в нем сил для того, чтобы поднять тяжелую кружку. Заливает он горе свое крепким медом, да горечь его не может хоть на миг заглушить боль, кою испытывает могучий вождь. Будучи правителем, не может позволить конунг, чтобы хоть кто-то смог увидеть его слабость. В народе прослыл Ганнар Покоритель грозным и жестоким, познающим усладу лишь в бою, и слава эта тянется из самой его молодости. Тяжелый нрав младшего сына Ленне конунга мог укротить лишь его брат, Снорре, которому и было суждено занять отцовский престол. Спокойный и тихий, куда больше интересовался он изучением собственных земель и составлением карт, чем воинским ремеслом, что и было камнем преткновения меж двумя
