мы приказывали местному населению сдать все фотоаппараты и бинокли. Делалось это для того, чтобы местные жители не могли сделать снимки нашего снаряжения, занятых нами зданий, опознавательных знаков, показывающих различные части, и прочих объектов, которые могли бы оказаться полезными противнику… Фотоаппараты и бинокли собирали в большие урны (обычно ими служили ванны из разбомбленных домов), обливали бензином и сжигали.
Мы выбирали место, подходящее для размещения нашего подразделения, в соответствии со стандартной процедурой: здание должно быть неповрежденным и еще занятым немцами. Мы приказывали тем, кто занимал здание, выйти оттуда в течение 15 минут, не вынося из здания ничего, кроме личных принадлежностей, и оставив все в доме – все двери, все столы с ящиками, все гардеробы – открытыми. Как только немцы выходили из здания, его занимали мы. Если занять пустой дом или любое пустое здание, то оно могло оказаться минированным. Любимыми местами установки этих хитрых, убийственных устройств были кровати, унитазы, пустые кресла, печи и портреты Адольфа Гитлера на стене – да-да, именно в таком порядке. Многие американские солдаты подорвались, бросившись на кровать или воспользовавшись удобным сиденьем в туалете, а не сточной канавой на холодной улице, или пытаясь согреться у казавшихся такими уютными печек. Или проявив свое презрение к фюреру срыванием его портретов со стен.
Обычно немцы подчинялись нашему приказу, пусть и с угрюмой неохотой или с сожалением. Но не всегда. Некоторые начинали рыдать и объяснять свое поведение, а другие были, по-видимому, слишком испуганными, чтобы двигаться, и их приходилось подталкивать… Одна из групп в нашем подразделении услышала два выстрела в момент, когда собиралась занять жилой дом. Бойцы немедленно укрылись, но, не услышав никаких других звуков, указывавших на какое-то движение внутри дома, вошли в дом и нашли тела мужчины и его жены, которые покончили жизнь самоубийством, лишь бы не подчиняться приказам американцев.
Как заставить говорить человека, который не желает выдавать информацию, наносящую вред его стране?.. Если пленный упорно отказывался говорить, то [офицер разведки Лео] Хандел показывал, что он начинает все сильнее злиться на допрашиваемого, и говорил с ним все жестче. Если пленный продолжал играть в молчанку, допрашивающий делал второй шаг. Хандел приказывал своему сержанту схватить пленного и следовать за ним. Пленного выводили из дома и волокли в соседний сарай. Там Хандел угрюмо чертил на земле четырехугольник в человеческий рост, шесть футов на два, потом давал пленному лопату и приказывал копать яму. Через несколько минут этих духоподъемных раскопок пленный, подумав о возможном предназначении ямы, с вероятностью в 50 процентов становился вполне разговорчивым.
По мере того, как яма приобретала очертания захоронения безымянного пленного, Хандел обращался к своему сержанту и с отвращением говорил по-немецки: «Ну, этот – считай, покойник.
