Буржуазный стиль. Им была пропитана вся обстановка. Желтые обои с вензелями. Не комната, а декоративная шкатулка. Агрессивные канделябры, темные и латунные по периметру стен, как рога, натыканные сверх меры. Приглядевшись, Зорин различил в них головы девушек с развевающимися волосами, в отдельные пряди которых вставлены лампочки в форме свечей. Холодная толпа Медуз Горгон, глазеющих на чужую беду. Свет горел ярко. Торжественно светло. Зорина затошнило. Хотелось прищуриться, погрузиться в полумрак интимности горестного события, но лампы сияли словно тысячи звезд. Словно парад комет, надвигающихся на землю из темноты космоса. Он вспомнил, как в детстве не мог уснуть, узнав про динозавров и астероид, упавший на землю. Каждый раз, закрывая глаза, видел он вспыхивающее небо и неотвратимость конца. Больше всего пугало его то, что он ничего не сможет сделать, и папа не сможет, и никто. Потому, наверное, пошел он работать в органы. Там, казалось ему, от его действий будет что-то зависеть.
– Как вас зовут? – спросил следователь у девочки.
– Света.
– Кем вы являетесь погибшему? – Зорин продолжал спокойно и вкрадчиво.
– Сестрой, – она всхлипнула и закрыла лицо рукой.
– Где ваши родители? – снова спросил следователь.
– Мамы нет в живых, отец недавно приехал с работы. Сейчас он в своей комнате.
Зорин огляделся по сторонам, показав жестом специалисту-криминалисту Ксении, миловидной девушке лет тридцати, чтобы та осмотрелась. Она хмыкнула, поставила свой чемоданчик с технико-криминалистическими средствами для обнаружения и изъятия следов на полочку в прихожей и начала изучать входную дверь. Ксения была из тех, кто не любил действовать под указку, даже если этого требовал протокол. Их с Зориным видение процесса часто расходилось, но Игорю Святославовичу, человеку с былинно-благородным именем, нравилось, как дотошно делала криминалистика свою работу. Ключевое слово «свою», обыкновенно Ксению тянуло сунуть нос во все аспекты делопроизводства. С одной стороны, рвение похвально, с другой, Зорину нравилась четкая поступательность действий, а не по-женски импульсивная участливость.
Судмедэксперт, молчаливый и дотошный Палыч, не нуждался в особых указаниях. Он носил на груди блокнотик, кажется, висевший на его шее со времен ординатуры. По крайней мере, об этом говорил выцветший потертый шнурок, на котором болталась записная книжица. Интроверт Палыч оживлялся только при виде трупов. Казалось, он мог говорить часами о следах разложения, увечьях и заковыристых загадках, что представляло собой любое бездыханное тело. На другие темы из него двух слов было не вытянуть.
Зорин остался доволен составом оперативной группы. Не считая оперуполномоченного Сергея Гурова, выехавшего с ними на вызов. Гуров, дородный любитель кумовства, напоминал участника передачи «Поле-чудес» с неясно откуда взявшимися соленьями, сладостями
