про любовь писать скучно, – сказал он. – Разве что про неразделенную любовь прекрасной девы к восьминогому инопланетянину-гермафродиту… Не понимаю, Федор Филиппович, зачем вы мне это показываете? Я давно говорю, что этих дураков, высасывающих сенсации из пальца, не мешало бы слегка укоротить. Но вправлять мозги журналистам – это, согласитесь, не моя специальность. В конце концов, вызовите главного редактора повесткой на Лубянку и припугните. С этим любой лейтенант справится, тоже мне, работа… Или вы хотите, чтобы я его… э… того?
– Боже сохрани! – воскликнул Потапчук. – Что за дикая мысль!
– Вот и мне так кажется. Так в чем тогда дело? Вы что, развлечь меня хотели?
– Делать мне больше нечего, – проворчал генерал. – Ну, а если допустить, что данная заметка – не спорю, вздорная – все-таки содержит некое рациональное зерно?
– Вот эта заметка? – уточнил Глеб, ткнув пальцем в сторону газеты. – Единственное рациональное зерно, которое я тут вижу, это что по автору психушка плачет.
– Ну-ну, – примирительно сказал генерал. – Ты все-таки постарайся, представь, что в заметке этой не все из пальца высосано…
– Вы хотите сказать… Федор Филиппович, это же чистой воды бред!
– Так уж и бред, – с непонятной интонацией сказал Потапчук. – Тогда послушай, какую историю мне рассказал один очень уважаемый человек…
Лев Валерьянович Григорович вышел на пенсию около десяти лет назад – девять лет семь месяцев три недели и два дня, если уж быть точным. Лев Валерьянович любил точность, за долгие годы она стала главным стержнем его натуры, потому что этого требовала его работа.
До выхода на пенсию Григорович был экспертом-почерковедом – или, как говорили когда-то, графологом. Он научился разбираться в тайнах человеческих почерков и свойствах идеомоторики за много десятилетий до того, как чья-то светлая голова изобрела людям на беду компьютер. Впрочем, когда в его лаборатории установили одну из первых таких штуковин, Лев Валерьянович не сопротивлялся: во-первых, он был офицером и должен был выполнять приказы, а во-вторых, у него хватало ума не ложиться бревном на пути научно-технического прогресса.
Как любой разумный человек, Лев Валерьянович в рекордные для своего уже тогда преклонного возраста сроки освоился с компьютером. Но компьютер, хоть и явился для Льва Валерьяновича неплохим подспорьем в работе, вовсе не был ему необходим. Бывало, и довольно часто, что более молодые коллеги, вооруженные компьютерами, зайдя в окончательный, казалось бы, тупик, бежали на поклон к Григоровичу, полагаясь на его острый глаз куда больше, чем на самую современную технику. Удивительно, но старик со своей шестикратной лупой ни разу не дал маху…
Словом, на службе Льва Валерьяновича уважали и очень ценили, да и ему приятно было чувствовать себя не последней спицей в колеснице. Однако, когда пришла пора выходить на пенсию, Григорович не колебался ни единой секунды: написал заявление, отклонил все предложения
