амнезию, и срок будет условным.
– Ну и ладушки… Слушай, давай к тебе поедем?
Так оно и вышло. Часам к одиннадцати они, с остатками вина, завалились к Шелестову. Соседка тетя Зина на секунду высунула заспанное лицо из своей комнаты, покачала головой и скрылась. Алла пыталась идти по коридору на цыпочках, но ее сильно шатало из стороны в сторону, и она задевала вешалку, двери, холодильник, при этом так шумела, что получилось бы намного тише, если бы она просто прыгала по полу. Генка, как всегда в таких случаях, держался уверенно, по нему почти не было заметно, что вылакал ведро спиртного. Шелестов продолжал тереть виски и морщился от головной боли.
Слайды Шелестов пускал на потолок. Генка оживился, стал комментировать их, потому как хорошо знал все эти горные пейзажи, и вслух вспоминал своих сослуживцев. Алла заскучала. Ей хотелось секса, а разговоры о Войне убивали в ней либидо.
Генка неожиданно поднялся, взял за руку Аллу.
– Нам пора.
Алла захныкала, легла на пол и сказала, что у нее болят ножки и ручки и ей очень хочется досмотреть слайды. При этом она зачем-то толкала в спину Шелестова.
– Ты иди, – меняя кадр, сказал Шелестов, – а Аллу я через полчаса на такси посажу.
На улице лил дождь. Из окна Шелестов видел, как Генка бежит по лужам к автобусной остановке. На Шелестова вдруг нахлынула волна жалости к другу, он долго стоял на лоджии, глядя на то, как тополь елозит мокрыми тяжелыми ветвями по стене дома.
Алла схватила его за волосы, провела ладонью по мокрой шее.
– Он не догадается, так что не бери дурного в голову. Все равно забудешь… Эх, счастливый ты человек! Память – что фильтр у пылесоса. Глаза и уши насосут всякой мутатени, и ходи с ней, как ленинская библиотека. А у тебя этого фильтра нет. Как влетело, так и вылетело. Ты меня хоть помнишь, бездонный ты мой? Ну же, обними меня, чудило!
– Погоди, – пробормотал Шелестов. – Я все никак не могу избавиться… Помнишь того смуглого парня, которого я у "Полковника" на хер послал? Мне кажется, что я видел его раньше… Может, на Войне?
– Ага, на Войне, – усмехнулась Алла и стала раздеваться. – Ты маму свою вспомнить не можешь, а Войной башку терзаешь! Ложись… Память, память… Послушай меня, умную дуру. Ты должен твердо помнить только об одном: ты мужик. А на остальное наплюй…
Глава 2
Генка не позвонил ни утром, ни вечером. Алла тоже не звонила. В мрачном настроении Шелестов провел дома полдня, перестирал кучу рубашек, простыни смотал в клубок, завернул в бумагу и отнес в прачечную. Закончился его третий отпускной день тем, что он вылил себе на джинсы чашку с кефиром и в очередной раз вынужден был заняться стиркой. Выворачивая карманы, Шелестов обнаружил измочаленную записку нейрохирурга, аскета высшей категории. А почему бы и нет, подумал Шелестов. Если я не уеду из Москвы, то просто сопьюсь с Аллой и Генкой.
Уже после первого звонка трубку сняли.
– Говорите!
