и фригийском колпаке – высший из посвященных, носящий звание отца, – положил руку на серп у себя за поясом и ударил посохом.
– Хайре, иерос коракс! – провозгласил отец всех собравшихся, и братья ответили хором: «Радуйся, священный ворон!» Вороны, стоящие рядом с Димитрием, отвели его к остальным, и началось следующее посвящение.
Димитрий завороженно разглядывал механизм: через отверстие в полу вдували сперва греческий огонь, затем холодный воздух. Помост, казавшийся таким невообразимо высоким, поднимался над полом всего на ладонь.
Двое желавших стать воронами не прошли испытания; один потерял равновесие при прохождении через воздух, другой лишился чувств перед лицом Солнца. Огонь потушили в тот миг, когда юноша начал на него падать. Обоих подняли и, не снимая с них повязок, без единого слова унесли двое посвященных третьего уровня, именуемых воинами. Через год, если пожелают, юноши смогут повторить попытку. Мистерии – для отважных.
Когда все, прошедшие испытание, заняли свои места, подали священную трапезу – мясо убитого быка, зажаренное на длинных кинжалах, и бычью кровь в кубках, а потом – крепкое красное вино.
То был день братства, день, когда Митра родился, чтобы принести всем людям новую жизнь: двадцать пятый день декабря, год от основания Города 1139-й.
Август, год от основания Города 1140-й, от Разделения 305-й.
Косьма Дука смотрел в потолок спальни. Глаза у него были тусклые, словно камешки, волосы свалялись, щеки запали, а на руках, сжимающих одеяло, сквозь кожу проступали жилы.
Это неправда, думал Димитрий, глядя на лежащего. Не может лев Митры быть таким, и Аполлон бессмертен.
Однако подле Косьмы Дуки были врачи, и щупали его, и прислушивались к звукам его тела, и часами вглядывались в склянки с его телесными жидкостями, и все говорили, что конец близок. Димитрий думал, что если исцеление невозможно, то лучше бы врачи оказались правы, и ненавидел себя за эту мысль.
По углам комнаты день и ночь горели благовонные свечи, защищающие от сглаза; на дверях и окнах висели обереги, преграждая путь демонам-убийцам. Ифигения скупила у городских аптекарей весь запас аликорна, потратив на это целое состояние; во все, что Косьма ел, в каждый кубок его вина добавляли по щепотке. При том, как мало он ел, запаса должно было хватить лет на сто. Немудрено, что никто не видел живых единорогов, думал Дими, при такой-то цене на их рог в мире, где столько отравителей.
На прошлой неделе через Алезию проходил молодой человек, назвавшийся колдуном; он пообещал вылечить наместника, а за это потребовал золото и девицу-служанку для полуночного ритуала. Косьме лучше не стало. Легкая конница Карактака настигла колдуна и привезла обратно. Он все еще был забрызган девичьей кровью.
Всего месяц назад работники стеклили окна новой резиденции, Косьма со склона холма отдавал им указания. Димитрий, подходя, окликнул отца; тот повернулся… и осел на землю, преклоняя колени перед чем-то невидимым…
Думали, что это солнечный удар, что наместник перетрудился, что
