английском, то, разумеется, я отвечу «Да».
– В смысле, вы обо всем так говорите, словно стараетесь, чтобы от ваших слов красиво пахло.
Он отряхнул зонт. Мне почему-то показалось, что он охотно отряхнул бы его прямо мне за шиворот.
– Молодой господин Джонс…
– Вот-вот: «Молодой господин Джонс». Так никто не говорит.
– По всей видимости, некоторые говорят.
– И это тоже – «По всей ви-ди-мо-сти». Пока вы это выговариваете, целая минута пройдет. «По всей ви-ди-мо-сти».
Он наклонился ко мне. И сказал:
– Я немедленно отправляюсь за молоком. Вы должны собрать рюкзак. Сделайте все как надо, а затем окружите заботой свою матушку.
Повернулся, стал спускаться с крыльца.
– Вы меня пытаетесь в свою веру обратить, что ли? – спросил я.
– Да, – сказал он, даже не оглянувшись. – А теперь приступайте к поручениям.
Тогда я поднялся к себе и положил новые тетради, старые ручки, старые карандаши и старый отцовский калькулятор в свой рюкзак, а зеленый шарик – в передний карман, – все это, знаете ли, отняло много времени, – а потом вернулся на кухню, где мама заплетала Энни косы, Шарли, скрестив руки на груди, всхлипывала, а Эмили доедала «Сахарные звездочки Аса Роботроида» всухомятку. Мама спросила: «А где молоко?», и тут в дверь снова позвонили.
– Я открою, – сказал я.
Угадайте, кто пришел.
Его брюки вымокли почти доверху. Он вручил мне пакет. И сказал: – Молоко доставлено.
– По всей видимости, – сказал я. – Это однопроцентное?
– Определенно нет. А насмешка – низшая форма остроумия[2].
Он протянул мне еще один пакет.
– Что это? – спросил я.
– Кое-что для мисс Шарлотты, – сказал он. – Скажите ей, что ассортимент американских минимаркетов хоть и небогат по части пищевых продуктов, видевших свет солнца, но, на наше счастье, эклектичен.
– Это слово она вряд ли знает.
– Мозаичен.
– И это тоже.
Он вздохнул.
– Содержимое пакета говорит само за себя.
Я взял пакеты и закрыл перед ним дверь. Отнес молоко на кухню, поставил на стол. Второй пакет отдал Шарли.
– Что это? – спросила она.
– Почем я знаю?
– Суешь мне пакет, а сам говоришь, что не знаешь?
– Что-то электрическое, – сказал я.
– Электрическое?
– Как-то так. От дядьки, который стоит у нас на крыльце.
Мама отвлеклась от косичек Энни, вскинула голову.
– От дядьки, который стоит у нас на крыльце? Он все еще там?
Шарли открыла пакет и достала из него – знаю-знаю, в это трудно поверить – новенькие ярко-желтые носки. И завизжала – так она визжит от радости. Визжит так, что целая планета
Герой перефразирует в назидательных целях, меняя смысл, афоризм Оскара Уайльда: «Сарказм – низшая форма остроумия, но высшая форма ума».
