его сегодня рано утром, как раз когда он возвращался от куста с сокровищами. Видишь, как он весь разодет", – провозгласила мать, пока Джери взволнованно лаял высоким тоненьким дискантом, звучавшим как "кай-уай", пытаясь освободиться и вернуться в свою естественную удобную позу на всех четырёх лапах.
"Ой, а что он принёс?" – взвизгнула маленькая Эра, забирая у него свёртки как можно вежливее, дабы не показаться слишком жадной, и разворачивая их дрожащими пальчиками, в то время как Джери, счастливый от того, что его освободили, носился по комнате с развевавшимися фрачными фалдами, с отчаянно вилявшим хвостом, торчавшим из специальной дыры в штанах, и с шапокляком набекрень, который, будучи закреплённым на шее резинкой, сбился на одно ухо под диким углом.
В первом свёртке, добытом из-под куста, обнаружился крошечный чайный сервиз из розового и белого фарфора, во втором – малюсенький золотой напёрсток, а в третьем – серебряный медальон в форме сердца, усыпанный аметистами.
"Ты только погляди, что там внутри", – сказала мать, открывая медальон и показывая свою фотографию размером с ноготь большого пальца.
"Ох, ох, ох! – вскрикивала маленькая Эра, крепко обнимая мать в порыве восторга. – Ох, Маззи, как же 'бууусно'". (Она и правда сказала "бууусно", поскольку была ещё слишком мала и, находясь в большом волнении, иногда переходила на младенческое бубуканье, которое её мать обожала, Нана терпела, а Ольга всегда высмеивала.)
Затем пришёл черёд подарка Наны – маленькой жёлтой деревянной тележки, в которой можно было перевозить по саду камушки и гальку. Тележка была сделана домашним плотником Василием и представляла собой точную копию настоящей телеги вплоть до скрипа несмазанных колёс.
А фройляйн Шелл привезла целую коллекцию бумажных кукол, вырезанных из немецкого журнала вместе с платьями и шляпками, которые можно было надевать и снимать.
Но подарок Доктора был, пожалуй, лучшим из всех – резной макет большой деревни с домами, зелёными деревьями, прудами из серебристой бумаги, очень похожей на настоящую воду, а также крестьянами и разнообразной домашней птицей и скотом.
Было много и других подношений: коробка русских сладостей под названием пастила – от отца; голубой прыгающий шарик – от Мики; прелестное нежно-розовое покрывало, собственноручно сшитое Мэри, и отвратительная игрушечная обезьянка – от Ольги, элегантно вручившей её со словами, что "она для тебя, поскольку на тебя похожа". Ещё имелись: маленький кошелёк с новой монеткой – от Профессора; великолепная, большая и безумно дорогая кукла, одетая в блестящую парчу и меха как русская боярыня, – дар тёти Эристовой, не понравившийся маленькой Эре с первого взгляда, так как выглядел слишком роскошно, чтобы с ним играть; и дешёвая тряпичная куколка по имени Перепетуя – от детской горничной Фанни, – в тот же миг покорившая сердце маленькой Эры.
"И сегодня утром никаких пенок", – торжественно объявила Нана, когда улеглось волнение
