она все поняла, но гордая с детства ее натура не могла даже допустить мысли об измене ей и советской цензуре… – Вы не знаете о чем говорите! При всем моем уважени к вам… – ее тон стремительно повысился, она ухватилась за дверную ручку, словно это был единственный оплот всей ее жизни. Она смотрела в его глаза, словно раненный зверь.
Поняв, что все козыри теперь в его руках, он прямо, но не жестоко посмотрел на нее и спокойно извинительно произнес:
– Простите меня. Я не знал, что вы не знаете. Виноват… Но, может, это и к лучшему. Она ненавидела его за эту правду, но женское любящее сердце оказалось сильней и ненависти и правды.
– Антон Антоныч, не извиняйтесь. Я все знала. Я останусь с ним до конца.
Запотевшая рука с трудом повернула ручку двери, и она уже бежала в маленький
дворик, в замкнутый мир своего мужа, своего гения, который в миг превратился для нее в мир порока.
– Лиза, куда вы? Я люблю вас… Он не достоин вас! Елизавета…
Но она уже не слышала его голоса, она лишь видела мысленно дверь мастерской, к которой бежала сейчас вся ее сущность, все прошлое и все будущее. Она бежала, по дороге потеряв косынку, а люди смотрели ей вслед и пожимали плечами. Ей просто хотелось поскорей открыть эту дверь и переступить за порог факта.
Дверь. Деревянная, сложенная из отдельных досок, меж которых были щели, сквозь них во тьму потусторонней жизни мастерской просачивался свет, ветер, дождь на наискосок, а может даже взор Неба, но не проскальзывало общество, правительство, красная армия, Лиза… Потому что тем, кто был за этой дверью, было все не важно, для них жили лишь слова «искусство», «страсть», «вдохновение»…
Иногда Леше надоедали безжизненность и сухость холста, он подходил к Натали и рисовал прямо на ее теле. Так жила на спине натурщицы несколько дней черная
бабочка, нарисованная гуашью. У нее были красные глаза, а из головы вылезал огромный, острый рог, как у легендарного единорога. Это существо отожествляло собой неземную жизнь, сказочность, свободу, и в то же время грусть и злость на жизнь и неволю.
Так же на ее смуглом твердом животе жил синий пегас, нарисованный масляной краской. Его вверх раскрытые крылья, доходившие до груди, источали синюю кровь. Он стоял на дыбах, и под его передними копытами, которые повисли в воздухе, немой стаей, нагроможденными друг на друга лежали крошечные голые люди,
бесформенные, бесполые, в ужасе открывшие зияющие черные рты в немом крике… Их ожидала смерть под копытами разъяренного крылатого коня, и это значило победу над слепым, глупым обществом, победу искусства над цензурой, над людской
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно
