мы терпим или же прощаем,
То движет нами не любовь, а жалость
Мы этот пакт, как долг воспринимаем,
Для тех, кто порождает в нас усталость.
А долг назвать любовью невозможно,
Ведь та река, всегда свободно льется,
С терпением смириться так же сложно,
Как боль принять и перестать бороться.
Прощение наполнено терпеньем,
Здесь чувства погибают взаперти,
Холодных змей одно переплетенье
И долг, как айсберг вечный впереди.
И лишь любовь не требует расписок
Долги любимым ею прощены,
Она не терпит тех, кто ей так близок,
Но дарит то, чего все лишены.
Она одна источник пониманья
Терпенье и прощенье в ней самой,
Любовью дышат первые признанья
И говорит: «Люблю», – даже немой.
Старость
Когда появляется старость
И в сердце вселяется страх,
А может быть прежде усталость
Змеею вползает, как враг.
Иль лютой зимою без стука,
Войдет, как непрошеный гость,
Иль в дверь просочится без звука,
Поставив в углу свою трость.
Покрыв сединой словно снегом,
Засыпав порошей глаза,
Окутав сознание негой,
Проявится немощь-слеза.
Проснулся – она в изголовье,
Как смерть, только чуть побелей,
Напомнила вновь о здоровье
И стала, как будто добрей.
Но я ей не верю, как прежде,
Теперь мне уже не летать,
Хотя продолжаю в надежде
Свой век на земле коротать.
С трудом дожидаюсь рассвета,
Все реже гляжу на закаты
И вместо свиданий приветы
Теперь получаю на даты.
Страдаю и телом и духом
Здоровья не в том, ни в другом,
Но знаю не только по слухам,
Что смерть мне не будет врагом.
Судьба
Какие звезды предрекли мое рожденье,
Что за судьбу небесный дал судья
И было ль то везенье иль знаменье,
Что в этот мир пришел когда-то я.
Быть может, предначертанные знаки И сочетание планет сулило благодать,
Писать стихи, конечно, может всякий,
Но вечность лишь поэт способен дать.
И я дерзал, хотя не знал и толком,
Куда влечет меня судьбы поток,
И шел порою, словно по иголкам,
Касаясь болью сочиненных строк.
И на уколы отвечал я также колко,
Щеку другую, не желая подставлять,
И, разрывая
