хотел бы оказаться я. Только не быть бы пустым местом – как часто бывало со мной в школе.
– Да ладно, смотрите, за смотрины платы не берем, нам не жалко, правда, Денис? Ой, а это что? – она нашла мой сучок и тоже в нем увидела белку… Ягодами мы наелись быстро – пожалели, что не взяли с собой котелок, решили прийти еще и сбежали к морю: прилив еще не начинался. Лишь ближе к вечеру дорога, по которой уехали ребята, окажется под водой. Море надежно отрежет нас. В той стороне, куда они ушли, над мысом было видно, как мелькали чайки. Мы быстро выкупались, потом еще долго лежали-загорали. Когда не было ветра, жара стояла просто невыносимая – если бы я точно не знал, что рядом Полярный круг – не поверил…
Я даже не знаю, как все это произошло. Сначала она мазала мне спину нежной няшей из прогретой лужи, оставшейся после отлива, потом я ее, потом стали мазать друг друга, потом мы стали смеяться, а потом начали целоваться – такие вот чумазые и скользкие, с привкусом моря на губах. Грязь засыхала на нас, стягивала кожу, а мы всё целовались – губы в губы – всё остальное-то было грязное! А потом купались в ледяном море и опять грелись на песке, и смотрели вдаль. Ну, надо же – ни одного парохода за три дня, как мы здесь, ни одного человека – только вот эти тетерева да чайки – там, куда ушли наши, да заяц, который сидел, навострив уши, и смотрел, когда мы пробирались через топь, который никуда не спешил и ничего не боялся. Да эти морские звезды и ракушки. И мы – самые живые и молодые. И только – мысль: «А как же Сергей?» – и: «Как она со мной, если?..» – не давала мне покоя. Но день кончался – завтра должны вернуться ребята, а я становился все скучнее и злее. А она как будто и не замечала – готовила еду, разговаривала на своем птичьем языке с огнем: «Вот ведь, какой – не крапива, а жжешься», с кашей, лезущей из котелка: «Ты бежишь, и я бегу, и челочки у нас назад», с чайником: «Хватит плеваться против ветра, запарил всех». И мне досталось с ними заодно: «Хватит маразмом страдать». В очередной раз, проходя мимо меня, чмокнула в затылок – точно так, как она делала, когда на этом же бревне сидел Сергей. А потом она обнимала меня – сзади, опять точно так же… А я вдруг потерся щекой о ее руку, и меня словно током шибануло: как Сергей! Но я так ничего не сказал ей, ничего не спросил у нее – наверное, кишка у меня тонка.
А потом, когда стемнело, в полной темноте мы опять ходили к морю – она на сей раз меня сманила. Обнявшись, долго смотрели на звезды – их были мириады…
А ночью в палатке – я уже почти спал – она вдруг спросила, мне даже показалось, что во сне: «А ты меня не оставишь? Не потеряешь? Не бросишь?» Как ей такие мысли могли прийти в голову? Как она могла такое себе навыдумывать? Я ничего не сказал, только прижал ее к себе сильно-сильно…
Они вернулись, как и хотели – как только вода отошла, там, над мысом, заметались чайки, чуть позже появились темные пятнышки, из которых стала вырисовываться машины. Они шли медленно, и лишь спустя время стало
