силится застрелиться,как бедная и больная птица,
с геракловой силой
к земле клонится
каждым, каждым листом.
идёт человек и не думает
ни о ком.
и в форточки хлещет холодный ливень,
и осень кашляет и сопливит.
и в форточках думают: терпеливей
ждать снега и ждать зимы.
идёт человек из квадратной тюрьмы,
квадратной сырой городской тюрьмы,
и попадает в крохотные шторма,
сомнамбулой ходит, ходит.
октябрь мрёт,
часовой на взводе:
– дайте мне, дайте пороху.
смерти мне дайте, грешнику.
осень не будет вечною:
я её выкраду, украду.
идёт человек, спотыкается на ходу.
кажется: холодно, как в аду.
– осень проходит и я пройду.
влюбиться в начало века
это как увидеть своё стихотворение
в большом сердце какого-нибудь человека.
бродить за ним, спрашивать:
– сколько тебе осталось, сколько?
без тебя для меня ведь не жизнь, вечность.
это как проснуться утром у подоконника,
рядом с блокнотами, телефонами,
посмотреть на дрожащие фонари,
у которых все ночи бессонные,
и никогда не смыкать глаз.
это тайком любоваться,
а потом говорить:
– сударь, мне больно смотреть на вас.
кажется, в моем правом лёгком
сотни волшебников прочитали блока,
и бегают в поисках своей незнакомки.
я сейчас задохнусь.
это как ни одной строки не заучивать наизусть,
всегда говорить спонтанно,
смотреть нахальным уличным мальчуганом.
это бояться увидеть темноту дна
глаз,
у которых отсутствует дно.
у которых совершенно другой цвет.
бродить вокруг озера и не опускать ног,
чтобы вода не до щиколоток, не до колен.
это стать режиссёром чужих снов,
снимать каждый кадр как рифеншталь,
новое слово писать,
чтоб один человек читал;
а для других всё равно непроизносимые языки.
это уличную ворону называть не иначе,
как иезекиль,
будто она из неузнанной в детстве книги.
это предлагать жизнь, или её отсутствие,
ждать, когда сделают выбор,
и растворяться в толпе – ничего не было,
пренебрегать похоронами, свадьбами.
это как отпущенные преступники —
быть в сотню раз свободнее.
смотреть сверху вниз, чтобы все называли гордою,
и не знали, что страшно поднять глаза.
это небо раскрашивать бирюзой,
оттого, что всё оно – дыхание одного.
бежать за трамваем, когда полночь,
и он в депо —
забывать всё, что было сегодня днём:
кто глядел в его стёкла, входил в вагон.
это
