спросила: «Ты слышала про Стивена? Он в больнице уже две недели. Он спотыкался, не мог завязать шнурки. Сделали кучу ужасных анализов и выяснили, что у него какое-то страшное неизлечимое заболевание, приводящее к параличу. Это что-то типа рассеянного склероза, ему осталось жить несколько лет…»
«Ах да, – продолжила Элизабет, – ужасно, правда?» Я поняла, что речь идет о Стивене Хокинге. «О чем это вы? – спросила я. – Я ничего не знаю». «Ну, он в больнице уже две недели – думаю, в Бартс[10], где преподавал его отец и сейчас преподает Мэри». Диана рассказала о том, что произошло: «Он спотыкался, не мог завязать шнурки. – Она помолчала. – Они сделали кучу ужасных анализов и выяснили, что у него какое-то страшное неизлечимое заболевание, приводящее к параличу. Это что-то типа рассеянного склероза, но не совсем; говорят, ему осталось жить несколько лет».
Я была поражена известием. Лишь недавно познакомившись со Стивеном, я уже испытывала к нему симпатию, несмотря на всю его эксцентричность. Мы оба смущались в присутствии других, но обладали внутренним стержнем. Невозможно было представить, что кто-то лишь на несколько лет старше меня уже смотрит в лицо собственной смерти. Мы не принимали конечность существования в расчет, будучи достаточно молодыми, чтобы ощущать себя бессмертными. «Как он?» – проговорила я, находясь в смятении от услышанного. «К нему заходил Бэзил, – продолжала Диана, – и сказал, что он очень подавлен: анализы не сулят ничего хорошего, да тут еще парень из Сент-Олбансе, лежавший на соседней койке, отдал Богу душу. – Она вздохнула. – Из-за своих социалистических принципов Стивен настаивает на том, чтобы лежать в общей палате, вопреки желанию родителей». «Известно, в чем причина болезни?» – спросила я отрешенно. «Не совсем, – ответила Диана. – Предполагают, что ему сделали вакцинацию против оспы нестерильной иглой перед поездкой в Персию пару лет назад и вирус поразил позвоночник. Но никакой уверенности в этом нет, это лишь гипотеза».
Всю дорогу до дома я думала о Стивене. Мама заметила, что я чем-то обеспокоена. Она не была знакома со Стивеном, но слышала о нем и знала, что он мне нравится. Я предупредила ее о том, что он очень эксцентричен, на случай, если бы она вдруг с ним столкнулась. Услышав о его болезни, мама, чья вера в Бога поддерживала ее на протяжении войны, помогала сохранять присутствие духа во время смертельной болезни любимого отца и периодов депрессии мужа, спокойно сказала мне: «Почему бы тебе не помолиться за него? Это помогает».
Тем сильнее было мое изумление, когда неделю спустя, стоя на платформе в ожидании девятичасового, я увидела Стивена, небрежной походкой направлявшегося вдоль железнодорожных путей с коричневым холщовым чемоданом в руках. Он беззаботно улыбался и, похоже, обрадовался, увидев меня. Выглядел он менее экстравагантно и, честно говоря, более привлекательно, чем раньше: исчезли черты прежнего образа, который он культивировал в Оксфорде, – галстук-бабочка, черная бархатная
Госпиталь Св. Варфоломея в Лондоне.
