не видел никого, кроме какой-то девчонки, бредущей по пыльной дороге с низко опущенной головой – не похоже, чтобы смеялась она.
Пожав плечами, он вытер лоб рукавом. Солнце Южного Миссури в конце июня припекает слишком сильно для какой бы то ни было работы – зря он, кажется, приехал сюда.
Воздух мерцал от зноя, красная пыль медленно оседала. Мэтт покатил колесо обратно к старому зеленому «Форду». Оно не сопротивлялось и как будто раскаивалось, что попыталось сбежать, однако перемазался Мэтт порядочно.
Прокол случился на одном из немногих ровных участков, но колесо мчалось как с крутой горки.
И надо же такому стрястись на этом коровьем проселке, в двадцати пяти милях от хижины. Нет бы на шоссе, где можно дотащиться до сервиса. Бегство колеса достойно замыкало серию мелких досадных случайностей, оставивших болезненные следы на голенях и костяшках Мэтта.
Ну что ж, он сам стремился к уединению, потому и согласился, когда Гай предложил ему свою охотничью хижину. Идеально, казалось бы, для написания книги… именно что «казалось». Похоже, здесь уйму времени придется потратить на элементарные бытовые проблемы.
Мэтт осторожно уложил колесо позади машины, достал из багажника запаску, надел ее на левую заднюю ось, прикрутил и вздохнул – на этот раз с облегчением.
Дзынннь! Кланг!
Мэтт посмотрел вниз. Из колпака, дюймах в двух от его ноги, только что выпала последняя гайка.
Его ругань, долгая и подробная, включала в себя непристойные действия с неодушевленными предметами.
Есть в машинах нечто кардинально чуждое человеку. Сначала они прикидываются покорными рабами, а потом, в один прекрасный момент, восстают против своих хозяев.
Хотя, возможно, все дело в самом человеке. У одних все идет через пень-колоду: бутерброды падают маслом вниз, полки валятся, мячи для гольфа улетают в лесную чащу, другим же вещи служат безропотно. Чем объяснить этот мистический союз – удачей, мастерством, опытом? Мэтт подозревал нечто более сознательное и даже зловещее.
Взять хоть его катастрофические занятия химией. Чуть экзамен не завалил, хотя делал все как положено: выделил, профильтровал, растворил, снова выделил. Профессор – как же его звали, Уодсуорт? – прочел результаты, нахмурился и спросил:
– А окиси вы там, случайно, не обнаружили?
– Окиси? – растерялся Мэтт. – Нет там никакой окиси.
После простейшего опыта окись, конечно, нашлась.
Вспомним также стычки с фрезерным станком и с рейсфедером, который отказывался провести прямую линию, хоть убей. Решив, что с такими руками инженера из него не получится, Мэтт перенес свои интересы в менее материальную область и теперь сомневался, правильно ли он поступил.
Что на этот раз? Кобольды, зловредные духи? Может выйти хорошая статья для «Джорнэл оф»…
Смех, точно смех. Та девчонка подошла совсем близко и хихикала почем зря. Лет тринадцати, не выше пяти футов росточком, в выцветшем бесформенном синем платье, с грязными босыми ногами и длинными, мышиного цвета косами. Совсем дурнушка, если бы не большие голубые глаза.
– Что смешного? – прорычал Мэтт.
– Вы б лучше на лошадь сели.
– Эта шутка только что дошла до ваших краев?
Мэтт, злой как черт, собрал гайки. За одной, конечно, пришлось лезть под машину.
– Чего ты тут стоишь? – рявкнул он.
– Так просто.
Ну что с ней такой поделаешь. Мэтт снова затянул гайки. Потная шея свербела, но чесаться при девчонке он не хотел.
– Шла бы ты домой, – сказал он, вставая.
– Нельзя мне.
– Что значит – нельзя? – Мэтт убрал домкрат.
– Я сбежала. – Голубые глаза увлажнились, одинокая слеза прочертила дорожку на грязной щеке.
Мэтт, не позволяя себе расчувствоваться, закинул в багажник спущенное колесо, захлопнул крышку. Солнце уже снижалось, а двадцать пять миль на этой богом забытой дороге займут добрый час.
Он сел за руль, запустил двигатель, оглянулся на понурую маленькую фигурку и отпустил сцепление.
– Мистер! Эй, мистер!
Он затормозил и высунулся в окно.
– Что еще?
– Домкрат забыли.
Мэтт, сдав назад, молча вышел, уложил в багажник домкрат, спросил:
– И куда же ты теперь?
– Никуда.
– Что значит – никуда? Родственники у тебя есть? – Она печально потрясла
