не останавливалась.
– Она убежала, – добавил Мэтт.
Дженкинс молчал. Выражение верхней, не закрытой волосами части его лица при ближайшем рассмотрении сильно не понравилось Мэтту.
– Я привез ее обратно домой.
То же качание и то же молчание. Мэтт, быстро вернувшись к машине, достал из бардачка пинту бурбона.
– Напомни мне больше с тобой не встречаться, – сказал он Эбигейл и спросил ее отца: – Выпить хотите?
Одна ручища прижала бутылку к нагруднику выцветшего комбинезона, другая открутила колпачок. Бутылка запрокинулась к некрашеному потолку, нырнула в нечесаные баки, забулькала и вернулась ополовиненная.
– Слабовато, – сказал Дженкинс, однако бутылку не отдал.
– Я привез домой вашу дочку, – повторил Мэтт.
– Зачем?
– Больше ей идти было некуда. Она, как-никак, здесь живет.
– Она сама отсюда сбежала.
– Да, я знаю. Девчонки этого возраста кого угодно довести могут. Пообщавшись с вашей, я в чем-то вас понимаю, но она все-таки ваша дочь.
– На этот счет у меня есть сомнения.
Мэтт набрал воздуха и попытался еще раз:
– В семьях приходится уступать друг другу. Даже если дочь выводит вас из себя, бить ее не годится. С точки зрения психологии…
– Бить? – Дженкинс поднялся с качалки, как Нептун из морской пучины. Мэтт был ростом около шести футов, но фермер, даже учитывая высоту веранды, превышал его на несколько дюймов. – Да я ее сроду пальцем не трогал.
Пораженный Мэтт заметил, что Дженкинс дрожит.
– Заходите. – Хозяин показал бутылкой на темный дверной проем.
Мэтт нерешительно вошел внутрь. Под ногами что-то хрустело.
Дженкинс зажег керосиновую лампу, и перед Мэттом предстала картина разгрома. На полу битая посуда, стулья разломаны. Стол задрал кверху три ножки, четвертая валялась отдельно.
– Это все она? – пролепетал Мэтт.
– Вы еще вторую комнату не видали. – Голос у Дженкинса тоже дрожал, что при его масштабах прямо-таки пугало.
– Но как? Верней, почему?
– Я не говорил, что это Эб. – Дженкинс мотнул бородищей, и стоящему рядом Мэтту захотелось чихнуть. – Оно само по себе делается, когда ее что расстроит. А она сильно расстроилась, когда ее Дунканов парень бросил. Стулья подскакивали и бились об пол, стул плясал по всей комнате, посуда так и летала. Да вот, гляньте! – Он отвел длинные патлы с затылка и показал большую красную шишку. – Даже думать неохота, что с самим парнем станет. Надо бы поучить девку, так? Надо-то надо, но я скорей суну руку в гнездо к гремучкам.
– Само по себе, говорите?
– Ну да. Что, не верится? Я бы тоже не поверил, кабы сам не видал и не испытал на себе. – Дженкинс потер свою шишку. – Такое и раньше случалось, лет пять-шесть как началось. Стала Эб в возраст входить, оно и…
– Ей же всего шестнадцать.
Дженкинс, посмотрев через дверь на машину, снизил голос
