style="font-size:15px;"> А мне нравилось смотреть, как он смотрит на мои корчи.
– Хм, ну, фактически они поют только про то, как чуваки под сорок пьют и курят траву.
– И еще про детскую проституцию, – добил меня Кен.
– Ну да, – хихикнула я. – Как я могла об этом забыть? Это же в «Не том пути».
– Это практически величайшая песня на свете.
– Эй, – сказала я, снова отвлекаясь на его внешний вид. – Мне нравится, как ты одет. Чего это ты такой нарядный?
«Господи, надеюсь, это звучит не так по-идиотски, как кажется».
– Да пришлось зайти на работу. Обычно по воскресеньям я выходной, но куча идиотов сегодня отпросилась из-за Суперкубка, так что мне пришлось туда пойти.
– Вот они, трудности быть начальством, да?
Кен был управляющим в кинотеатре, но отказывался пускать меня бесплатно, потому что я однажды назвала его козлом.
– Ага, особенно если все твои работники чертовы подростки, – ухмыльнулся Кен. – Ничего личного.
– Да подумаешь! – фыркнула я, швыряя в него диванной подушкой. – Я-то уже сколько месяцев не подросток.
Прицелилась я кошмарно, но Кен изловчился и поймал подушку прежде, чем она улетела через перила. Движение было совершенно естественным; казалось, он мог бы сделать это во сне. Улыбнувшись, он сделал вид, что собирается стукнуть меня подушкой, но когда я заверещала и закрыла голову локтями, осторожно сунул ее мне на колени.
Вот козел.
Опустив руки, я поглядела Кену в глаза, пытаясь изобразить выражение «Да иди ты», но один из углов моего рта отказывался сотрудничать. Вместо того чтобы опуститься, он упорно поднимался.
– С такими навыками тебе надо податься в Цирк дю Солей, – сказала я, закатывая глаза и делая вид, что меня совершенно не впечатляют его рефлексы бывшего футболиста. – И тогда тебе больше не придется иметь дела с подростками.
– Ага, только с уродами, которые даже по-английски не говорят, – отрезал Кен.
– Что? Да эти люди великие артисты!
Кен поглядел на меня с минуту со странной полуулыбкой.
– А ты сама там была?
– Что? В Цирке дю Солей? – Я чувствовала, что мой голос практически срывается на визг. – Господи, да это же типа моя самая любимая штука. Всякий раз, как я ухожу оттуда, я чувствую себя такой… ну не знаю… тупой, что ли? Типа, страшно некреативной. Они там такое делают, такое выдумывают, это просто… ах! Ты что, не был?
Кен смотрел на мои восторги, забавляясь, а потом помотал головой.
Я просто ахнула. Громко ахнула.
– Господи, Кен! Тебе понравится! Ты любишь искусство, музыку и Европу – ну, в смысле ты их не любишь, потому что ты ничего не любишь, но… – Кен ухмыльнулся на мою подколку. Это была хоть и шутка, но правдивая. Этот засранец ни к чему не относился всерьез, кроме как к тому, чтобы избегать любых развлечений. – А это – все это вместе, только лучше! И они приезжают каждой весной! Ты должен сходить!
– Ну, может, я и проверю. – Лицо Кена ясно
