забавинских женщин, – но чтобы показать себя. Лицо красивое, холеное. Видно, что женщина ухаживала за лицом своим столь же тщательно, как местные жительницы за грядками.
Женщина немигающим взглядом смотрела на настоятеля. В глазах ее читалась мольба.
Отец Тимофей подошел, спросил:
– Крещенная?
– Ариадной.
– Имя красивое. Ну, задавай свои вопросы. С чем пришла?
Вместо ответа женщина разрыдалась.
Отец Тимофей успокаивать не стал – ждал, пока слезы сами перестанут течь.
Ариадна подошла к иконе Богоматери, поцеловала ее, перекрестилась несколько раз – вот и успокоилась.
– Виноватиться пришла? – спросил отец Тимофей.
Ариадна кивнула.
– Исповедоваться хочешь? Завтра с утра приходи. Порядок известный.
Ариадна снова кивнула и отошла в сторону. Но из Храма не уходила.
Господи, как же не хотелось ей открывать свои грехи этому симпатичному батюшке! Какими словами назвать то, что приключилось с ее жизнью за последние годы? Словно и вправду бесы накинули сеть и творили с ней что хотели. Вроде и вырвалась она от бесов, но сотворенное куда деть?
Вот батюшка спросит: «Ты кто?» Что ответить? Проворовавшаяся воровка. Сначала украла у товарищей… Хотя какие они товарищи? Партнеры. Не зря же это слово придумано: не товарищи, а вот именно – партнеры… Сначала украла. Потом у нее украли. Грозят все со всех сторон. Куда деться? Прятаться… И те, у кого она украла, поймать могут, и те, кто у нее похитил, – тоже.
Ариадна вышла из электрички на станции Забавино, потому что вечно в поезде ехать невозможно, а тут название станции понравилось. Вот она и вышла.
К тому же, когда подъезжали к станции, увидела купол церкви, и это почему-то окончательно решило дело, хотя Ариадна сама себя никогда истово верующей не считала.
Вышла на перрон в абсолютном одиночестве. Никто на станции Забавино электричку не покинул и никто в нее не вошел.
На мгновение растерялась в незнакомом пространстве: куда идти? Но тут вспомнила про церковь. Уж коли вышла из поезда, увидев Храм, значит, надо непременно его найти.
И вот она стоит в церкви, смотрит на священника и как никогда в жизни отчетливо понимает: она не только понятия не имеет, куда дальше идти, – это еще полбеды. Ни душа ее, ни разум совершенно не в курсе того, куда дальше жить, – и вот это проблема нерешаемая.
– Жить-то есть где? – неожиданно спросил священник.
Ариадна кивнула отрицательно.
– Из Москвы сама?
Ариадна кивнула положительно.
– Человеку, для того чтобы говорить, дан язык. А голова не для того, чтобы кивать, а чтобы думать.
Ариадна улыбнулась.
Отец Тимофей подошел к Ариадне и внимательно посмотрел на нее.
Это был неприятный, пронизывающий взгляд: так
