тяжелые сумки стоящих и накрепко приклеившись к дерматиновому сиденью жарой и тяжестью, чувствовали себя не слишком уютно…
Казалось, дороге не будет конца.
На сиденье, стоявшем против движения автобуса, сидела юная девушка в легком сарафане до пят. Казалось, она окружена сферой, куда не проникали ни звуки, ни настроение окружающих, ни даже жара. Ей было лет пятнадцать-шестнадцать. Рядом, взяв ее за руку, сидела пожилая женщина – очевидно, бабушка.
Грузная женщина, обливающаяся потом, не сдержалась.
– Деточка, ты бы уступила место пожилым! – сказала она, скорее чтобы выплеснуть раздражение, потому что стоящих стариков в окружении и не наблюдалось.
Девушка повернула к ней улыбающееся лицо: крупный нос, большие глаза, обрамленные густыми ресницами и трогательными завитушками от собранных в косу волос.
Вместо нее ответила бабушка:
– Она не может. Если вам трудно, то садитесь на мое место, – и привстала.
Тут толстушке стало неудобно:
– Нет, нет, майрик[3], что вы, я постою! Просто думаю: что же это за непорядок: молодежь расселась! Я же не знала!
Девушка как будто и не заметила перепалки – ее глаза были полны мечтательного ожидания, на губах трепетала тень улыбки.
– На конкурс едем… конкурс вокалистов. Впервые. Не думала, что так жарко будет. Весь сарафан измяли, – с сожалением сказала бабушка.
– А, так вы в нашу новую музыкальную школу? – подхватила соседка напротив. – Какую школу построили – даже орган есть! Учителя из Еревана аж едут!
Жители провинциального города одобрительно закивали головами.
– А что ты будешь петь, дочка?
– «Сарери овин», – улыбнулась девушка.
– Любимая песня моей мамы! – всплеснула руками женщина. – Охорми[4] ее душу! – и вытерла слезу.
Девушка запела. Голос ее, высокий и свежий, словно дуновение ветерка, поднялся под крышей и разлился по всему автобусу.
Пассажиры повернулись к источнику чуда, не осознавая, что же произошло в мгновение ока. Перед ними были не пустынные пейзажи пригородного шоссе, а древние горы, чьи вершины трепал прохладный ветер. Он подхватил слова тоски по утерянной любви и погнал дальше и дальше, унося с собой запахи цветов и полей, городов и морей – к тому, кому предназначались эти слова, оставляя после себя покой и слезы освобождения. Не было больше жары, раздражения, усталости. Только сладкая грусть и мысли о своем, глубоком…
Автобус остановился. Девушка привстала, и тут стало заметно, что она хромает. Старушка в полной тишине пыталась пробиться к выходу. Но тут ее внучку подхватили на руки и бережно, словно фарфоровую вазу, передавая из рук в руки, спустили из автобуса и поставили напротив перехода.
– Майрик, может, мы проводим вас? – молодые люди окружили их.
– Чего спрашиваете?.. Проводите, я подожду! – буркнул водитель.
Пассажиры
Майрик – матушка, вежливое обращение к пожилой женщине.
Охорми – помилуй, Господь.
