Беата. Это случилось впервые с того момента, как я от нее ушла, до поздней ночи работая официанткой, зарабатывая на выплаты по кредиту. “Я забыл…” Будто мне часто звонили с тем, чтобы узнать, как у меня дела. Когда я, наконец, к ней пришла, было уже слишком поздно.
Мы с ней ни разу не говорили об отношении к богу. Да и когда мне было? Я ведь заняла сторону мужа. Я видела несколько раз, как она выходила из храма. Хотела ли она, чтобы ее отпевали в католической церкви? А быть похороненной в этой стране? Что испытывала, когда отходила ее душа? Урна с прахом до сих пор хранилась в ячейке на кладбище – я так и не нашла, где его развеять, хотя уверена, что найди я идеальное место, бабушка бы меня простила. Ведь она любила лучшие рестораны, самую вкусную еду, самое благородное вино. Осталось найти такой же красивый уголок.
Свернув за угол, увидела перед собором статую какого-то святого, который большой каменной рукой указывал на свои обнаженные стопы. Я пожала плечами и шмыгнула в темноту дверного проема.
Внутри было пусто и пахло сыростью, смешанной с ладаном. Горели лампадки. Три романских нефа соединялись большими арками с колоннами из зеленого серпентина[3] Слева возвышалась элегантная кафедра из белого мрамора тонкой чашеобразной формы, украшенной сфинксами. В центре собора я увидела алтарь в таком же стиле, над которым на фоне витражных икон с изображением жития все того же, неизвестного мне, святого распластался внушительных размеров деревянный крест с распятием. Преобладание василькового, белого и пурпурных тонов в витраже придавало собору особо торжественный вид, будто в кино.
В глубине, сбоку от алтаря, я заметила темный силуэт. Он поправлял цветы в вазе, потом протирал иконы и статуи, то и дело замирая, будто любовался ими.
Я вздохнула и села на свежевыкрашенную скамью. Запах прополиса и лака щекотал ноздри, а неспешные шаги отдавались эхом, когда фигура перемещалась от иконы к иконе.
«Священник!” – промелькнуло у меня в голове.
Я вспоминала слова “Отче наш”, которым учил меня дед, но путалась и запиналась, пока моим вниманием не овладели, наконец, размеренные, словно дирижерские, взмахи кистей мужчины. Он протирал икону, затихал перед ней и, склонив голову, что-то шептал, потом переходил к следующей. Выходит, священники тоже просят о своем.
Когда он подошел ближе, я смогла разглядеть его седую бороду, темный костюм и белый шарф вокруг шеи.
Я очень редко заходила сюда, и то лишь для того, чтобы остаться наедине со своими мыслями и отдохнуть от суеты. Богу уже давно не было до меня дела.
Вдруг из моей груди вырвалось:
– Отец наш небесный, прости меня за бабушку! – Хотя голос дрожал, слова прозвучали достаточно громко. Мужчина остановился и посмотрел в мою сторону.
Но мне уже было все равно. Поискав глазами икону Мадонны с младенцем, я подошла и приложила к ней ладонь. Пятнадцать лет пронеслись, как несколько мгновений. Боль множества потерь
Натуральный камень зеленого цвета.
