Готовую картину я уже видела дважды, а уж сколько раз было просмотрено вместе с Г.В. по частям, и не сосчитать.
Сталин часто улыбался, а пару раз даже смеялся. Применительно к другому, менее сдержанному человеку подобное поведение можно было расценивать как восторг. Картина понравилась, и я была счастлива.
– Какой интересный американский акцент! – сказал Он, досмотрев до конца, и попробовал повторить: – Мэри вьерит в чудьеса…
Американский акцент мне ставил Г.В. Он был в Америке и не раз слышал, как американцы говорят на русском или хотя бы пытаются говорить. Бывало, весь вечер говорил с акцентом и требовал, чтобы я за ним повторяла. Г.В. очень хороший, а стало быть, очень требовательный режиссер. Ему было недостаточно, чтобы я просто заучила свои реплики «с акцентом». Ему непременно надо было, чтобы я научилась говорить, как американка. Кому-то это может показаться излишним, но это правильно. В роль следует вживаться. Надо не изображать человека, а становиться им. Только такое вот перевоплощение гарантирует успех. Пока работала камера, я была не Любовью Орловой, играющей Марион Диксон. Я была Марион, американкой, циркачкой, матерью маленького ребенка. Отбивала чечетку, а сама думала о том, как там мой малютка, спит он или не спит. В самом деле думала так. И П.В.[26], который играл Кнейшица, искренне ненавидела и боялась. То есть не самого П.В., доброго и веселого человека, а Кнейшица, которым П.В. становился перед камерой.
– Молодцы! – такова была оценка Сталина «Цирку».
А мне вдруг стало грустно. Почему-то из всей картины мне вдруг вспомнились Раечкины слова: «Я жертвую любовью для искусства!» – и я подумала о том, что я, что мы тоже жертвуем нашей любовью.
Чувства изменчивы, они вспыхивают, гаснут, превращаются в нечто другое, иногда в прямо противоположное. Все проходит, рано или поздно все проходит. У супругов на смену одним чувствам приходят другие, любовь может смениться взаимным уважением, расположением, приязнью, привычкой в конце концов, но это бывает у супругов. Романы, не приводящие к браку, редко когда длятся всю жизнь.
Мы прекрасно понимали, что нам невозможно быть вместе. Даже в мечтах я представляла, как мы живем где-то далеко, это мы, но в то же время не мы, не Вождь и Актриса. Представить же себя женой Сталина я не могла по целому ряду причин. Начиная с того, что это было просто невозможно, и заканчивая тем, что я не представляла и не представляю себе другого мужа, кроме Г.В. Никто на всем свете не знает и не понимает меня так, как Г.В. И как человека, и как актрису. И я его столь же хорошо знаю и столь же хорошо понимаю. Настолько, что могу назвать наш брак (не первый для обоих), крепким, нерушимым. С Г.В. нас может разлучить только смерть. Наш брак – это настоящий союз. Союз, союзники – какие прекрасные слова. Г.В. не просто мой супруг. Он – мой союзник. А ведь как часто мужья и жены не бывают союзниками или, что вообще ужасно, бывают врагами.
Мне стало грустно. Видимо, по лицу моему пробежала какая-то тень, потому что Сталин спросил:
– Что
Павел Владимирович Массальский (1904–1979) – советский актёр.
