почти следом – вторая, а после на особь с боевым кличем налетел бандит, вонзивший копье между ребер и поваливший волчицу в снег. Не теряя преимущества, мужик стал наносить удар за ударом, разрывая бок, спину и живот.
Копье врезалось в волчицу по меньшей мере раза три или четыре, когда вмешался Тархельгас. Тыльной стороной щита перебил плечевую кость бандита и уже следом загнал меч точно ему в сердце.
Пусть мужик и спас его, но в котлах это ничего не значило. Во всяком случае, не для Тархельгаса. Не сейчас и никогда после.
Теперь нужно прикончить лучника, которого прежде предстояло отыскать. И тот сам облегчил задачу, выдав себя.
Стрела попала в руку Тибурона. Пальцы выпустили меч, не в состоянии больше держать кусок заточенного металла.
Тархельгас даже и не подумал потянуться за клинком. Прикрываясь щитом, он, забыв про вспоротую ногу, бежал на лучника. Стрелы то попадали в обшивку, то зарывались глубоко в снег.
Не добежав полдесятка шагов до своего противника, который уже потянулся за мечом, Тархельгас высвободил левую руку из расхлябанных ремней и плашмя бросил щит в него.
Лучник не увернулся. Щит просто врезался в грудь, не позволив тому выхватить клинок. Страж налетел следом, ударив ногой в живот, отчего мужика отбросило в снег. Однако и Тархельгас не смог удержаться на ногах.
От падения древко стрелы надломилось, наконечник остался внутри. Времени вытаскивать его не было.
Лучник, не поднимаясь из снега, накинулся на Тибурона сверху, прижав всем телом. Он лупил кулаками, разбивая лицо, пинался. Страж защищался по мере сил, пока здоровая рука, которая все еще слушалась его, не нашарила рукоять кинжала и ударила куда-то в тело.
Клинок рассек плоть в районе бедра, двигаясь все выше. Лучник завопил что есть сил. Кровь хлынула по руке стража, заливая того. Он отчетливо слышал, как сталь скрежетала по кости. Этот мерзкий звук не перекрывал криков противника, а скорее существовал обособленно.
Возможно, потом мужик слез с него, или же Тархельгас скинул того сам. Сложно вспомнить точно. Но вот то, что страж накинулся следом и первым ударом пробил горло, оторвав куски плоти, а вторым – грудь, оставив клинок в теле, – это ему запомнилось.
В надежде отдышаться, ничего не чувствуя, Тархельгас перевернулся на спину. Ни леденящего снега, ни боли, ни привкуса крови во рту. Лишь легкое неудобство от раны, оставленной наконечником стрелы, так, будто это была заноза. Тибурон вытащил ее без каких-то проблем, продолжая находиться в полном отрешении. Манящее спокойствие завладевало им. Царило умиротворение.
И все потому, что голоса были довольны. Они получили свою жертву и упивались моментом. Не такая уж и большая плата за тишину в собственном разуме.
Каких-то семь жалких жизней.
«Восемь, глупец! Их было восемь!» – прокричали голоса, предупреждая об опасности.
Произошло это как раз вовремя. Темно-алый мрак леса высвободил
