мчался все еще как гигантский стриж, что на лету почти задевает землю, только с морды ветром уже срывало клочья пены.
Скиф отстал, его конь несся из последних сил. Скиф нахлестывал его беспощадно, но конь уже храпел, глаза дикие, безумные от изнеможения.
Олег придержал коня, а когда Скиф поравнялся, прокричал:
– Пересядь же на запасного!
– А ты?
– Мой конь лучше! И смотри, вон за этой рощей… овражек!.. Я поскачу прямо, а ты давай вдоль рощи, а потом в овраг!
– Зачем? – крикнул Скиф.
– У тебя конь вот-вот падет! Я уведу погоню. Встретимся… если вдоль берега, там река, завтра вступишь на дорогу, по которой прямиком в земли Гелона! На перекрестке должна быть корчма… Жди меня там!
Он начал придерживать коня. В двух десятках шагов слева земля полого понижается, овражек уже старый, зарос высокой сочной травой, там кустарник и даже мелкий лесок. Некоторое время вершинки еще высовываются из-за края, потом исчезают. Этот овражек, судя по местности, тянется почти до горизонта.
Скиф оглянулся, снова посмотрел на Олега. В глазах молодого героя был стыд, что его опекают, и страх, что его бегство могут посчитать бегством.
Он прокричал с беспокойством:
– А ты? Уверен, что сумеешь уйти?
– Ты же видишь моего коня?
– Вижу, – ответил Скиф рассерженно.
Он дернул повод, едва не оторвав коню голову, тот взвизгнул, но с облегчением пошел вниз. Зеленые заросли расступились, как зеленая тина. Конь и всадник утонули почти без звука. Олег послал своего зверя дальше легкой рысью, все в том же направлении, и почти сразу из-за леса вынырнула погоня. Олег даже обеспокоенно оглянулся, но черная голова уже не мелькает среди зеленых веток, а так никто не определит: один он убегает или по-прежнему их двое – мелкий лесок открывал убегающих только на короткие мгновения.
И все-таки он устал, а зной и липкий едкий пот с прилипающей пылью довели до бешенства. Когда грязные струйки пота текут в глаза, когда все тело зудит и чешется, не до высоких углубленных мыслей. Любой мудрец, сказал он себе, оправдываясь, будет искать, как самый грубый простолюдин, кого бы пнуть, на ком сорвать злость.
Встречный ветер уж не раздирает рот, всего лишь ласково треплет волосы и конскую гриву. Что значит, не в бешеном галопе, а на рысях дает возможность догнать его, усталого, испуганного, уже даже не мечтающего уйти, но все же убегающего, как бежит от беды всякое испуганное, нерассуждающее животное.
Он уже слышал грохот копыт за спиной, но не оборачивался. Шум, выкрики, конский храп – все это дает возможность оценивать расстояние не хуже, чем глазами. И он продолжал гнать коня все дальше и дальше, уже через голую степь, когда наконец инстинкт подсказал, что ближе подпускать опасно.
Правая рука цапнула лук, левая – стрелу. Он обернулся и, почти не целясь, быстро натянул тетиву и отпустил кончик стрелы. Губы почти сами по себе произнесли заклинание,
