и хочет сопровождать ее в ее путешествии к морю. Александр спросил у кого-то, что это за женщина, и услышал, что она свободная и гетера. «Я буду тебе товарищем в любви, Эврилох! – сказал царь. – Раз Телесиппа свободная, подумай о том, как нам – словами или подарками – убедить ее остаться».
Удивительно, что он находил время писать друзьям о совершенных пустяках: он пишет, например, письмо с приказом найти Селевкова раба, бежавшего в Киликию; благодарит Певкеста за то, что он поймал Никона, раба Кратера; Мегабизу приказывает схватить раба, нашедшего убежище в храме, но только если он сумеет вызвать его оттуда: в храме его не трогать.
Рассказывают, что в начале своего царствования, разбирая уголовные дела, он во время обвинительной речи зажимал рукой одно ухо, чтобы оно не было осквернено клеветой на обвиняемого. Впоследствии его ожесточили многочисленные наветы; начинались они со справедливых обвинений, а затем сворачивали на сплошную ложь. Совсем уже не владел он собой, слыша, как его поносили: тут он становился злым и неумолимым, ибо дорожил славой больше жизни и власти.
Он выступил опять против Дария, чтобы дать ему еще сражение. Услышав, что Бесс захватил его, он отпустил фессалийцев, прибавив к их жалованью подарок в 2 тысячи талантов. Во время преследования (оно было длинным и трудным: за 11 дней люди проскакали 3 тысячи 300 стадиев) большинство выбилось из сил, особенно когда пришлось идти по безводной местности.
Тут ему встретилось несколько македонцев, везших с собой на мулах мехи с водой. Видя, что Александр изнемогает от жажды (был как раз полдень), они быстро налили воды в шлем и поднесли ему. Он спросил, кому они везут воду. «Нашим сыновьям, – ответили те, – но если ты останешься жив, то не беда, даже если мы их загубим, мы народим других». После этих слов он взял шлем в руки.
Оглядевшись и видя, что все всадники, окружавшие его, вытянули головы и смотрят на него, он отдал шлем, ничего не отпив, поблагодарил давших и сказал: «Если я попью один, то они вот падут духом». Видя его самообладание и великодушие, всадники закричали: «Смело веди нас!» – и стегнули лошадей: они не желают знать ни усталости, ни жажды и вообще не считают себя смертными людьми, пока с ними такой царь.
Все полны были одинакового рвения, но, говорят, только 60 человек ворвались в неприятельский лагерь. Не обращая внимания на кучи брошенного серебра и золота, минуя множество повозок с детьми и женщинами, ехавших в разные стороны без возниц, они стремились нагнать находившихся впереди, рассчитывая, что там окажется Дарий. С трудом нашли его; он лежал в повозке весь исколотый дротиками и уже почти кончался.
Все же он попросил пить; выпив холодной воды, он сказал Полистрату, подавшему ему: «Самое большое из моих несчастий в том, что я не могу отплатить добром за добро. Александр отблагодарит тебя, Александру же воздадут боги за его доброту к моей матери, жене и детям. Протягивая тебе руку, я протягиваю ее ему». Сказав это и взяв Полистрата за руку, он умер.
Александр
