ним, отделяющая его от окна во всю стену, журнальный стол и камин.
– Хорошо, говоришь? Как-то здесь пустовато…
– Не спорю, есть пока пара нюансов, но какой вид! Ты еще на балконе не была. Вечером хорошо любоваться закатом!
Я кивнула. В конце концов, дареному коню в зубы не смотрят. Мы пошли дальше. За дверью справа от камина оказался коридор.
– Так, отсюда ты можешь попасть в кабинет, кухню и спальню. Из спальни в ванную комнату. Есть еще ванная в гостиной, но это потом. А пока мне нужно сходить предупредить охрану, что ты будешь здесь жить.
– А ты не сделал этого раньше?
Я удивилась. Казалось, он был настолько уверен в себе, что я соглашусь жить тут…
– Ну, – он опять ухмыльнулся. Это было явной попыткой, не очень удачной, скрыть смущение, – я не был до конца уверен, что ты согласишься. А ставить в известность о подробностях своей жизни посторонних я не привык. Можешь пока на балконе погулять. Там очень хорошо.
Он ушел, а я и правда решила сходить на балкон. В гостиной мой взгляд упал на лежащие у входной двери сумки с моими вещами. Не с теми, которые из больницы, а с теми, которые Остин привез из моей бывшей квартиры. Я забыла про балкон и решила посмотреть, все ли цело. Одна сумка была с одеждой, и я решила оставить ее на потом. Не очень хотелось копаться в ней при постороннем человеке, хотя мысль о том, что кто-то ее собирал, привела меня в ужас. Я старалась об этом не думать. Больше всего меня интересовала коллекция книг. Она насчитывала не так много экспонатов, но была очень мне дорога. Ее начал еще мой дед. Когда его не стало, я продолжила. После тщательной проверки я не досчиталась одной книги, самое обидное, что самой ценной не только с точки зрения цены. Это была первая книга, начало, память…
Я расстроилась. Все так сложно. Проблемы навалились все разом и требуют незамедлительного решения. Нельзя ни на секунду расслабиться, кажется, что мир рухнет и раздавит меня. С тех пор, как я переехала в этот огромный город, началась моя взрослая жизнь, она предстала передо мной во всей «красе» и я не была к ней готова. Даже сейчас мне иногда нестерпимо хочется, чтобы кто-то хотя бы ненадолго позаботился обо мне. Хочется стать ребенком и вернуться под крылышко к маме, только теперь прекрасно понимаешь, что под этим крылышком уже не будет так беззаботно, как в детстве.
С невеселыми мыслями и тяжелым настроением я взяла томик Бодлера и села на диван. Его стихи сейчас мне импонировали. Не очень его люблю, больно у него все мучительно, как-то это давит на психику. Но сейчас из обычной для всех людей тяге к мазохизму захотелось немного поиграть на собственных нервах.
Прочитав несколько стихотворений, я поняла, что даже не пытаюсь уловить смысла слов. Глаза пробегали строку за строкой, пальцы перелистывали страницы, а мысли витали все там же.
Я положила книгу на столик. Не читается – и не надо. Пойду-ка выйду на балкон.
Одна из стен была почти полностью предоставлена большим окнам и стеклянной двери. Как так вышло, что я смотрела сквозь дверь и ничего не увидела, не знаю.
