style="font-size:15px;"> Был в моей жизни день, в который я меньше, чем в любой другой, была расположена верить в сказки – день расставания в Шереметьево. Я до сих пор не могу позволить себе окончательно выпустить память на свободу, чтобы еще раз пережить то прощание с семьей, которое, в момент, когда оно совершалось, безусловно, представлялось мне вечным.
Навсегда.
И – сны. Сюжет все время был одним и тем же – вокзалы, аэропорты, недооформленные документы. Лица родителей. Забыть. Письма писались, как школьные сочинения, или как отчеты – ласковое обращение в начале стало затверженной формулой, и главное – не выпускать, держать в темнице память и воображение. Сны – немедленно забивать дневными впечатлениями…
И только одно свое пробуждение первого израильского месяца мне не удалось срочно затолкнуть в темницу забытья, ибо оно затмевало все прежние по силе впечатления и рвущегося из подсознания отчаяния: во сне мы с папой укладывали мои вещи, когда извне нам было сообщено, что мы больше не увидимся, и звон будильника ворвался как раз в момент моего ответа, вынеся его таким образом в явь, и ответом было: что за чушь, это же мой папа, в мире не может существовать ничего, разрывающего связь родителей и детей, как это мы можем не увидеться? – я была убеждена в своем ответе, данном, видимо, самой судьбе, и в этом убеждении была такая сила…
Я не плакала в Шереметьево. Я плакала в то утро, когда так не вовремя зазвенел будильник.
Если я скажу, что моя духовная связь с родителями была неразрывной, я не скажу ничего. Недолгие разлуки с ними во время отъездов в пионерлагерь или на юг в летние каникулы были для меня почти непосильными. Возможность же вечной разлуки, как нечто совершенно немыслимое, ни в сознании моем, ни в подсознании даже не обсуждалась.
Меня увел за собой от них Гибакук, подогнав к причалу лодочку, отправляющуюся в сказку обо мне.
Этого не могло произойти. Это произошло.
Гибакук забегал только что и сообщил мне потрясающую новость. Хотите знать, какую? Не скажу. Это тайна.
После того, как его информация была мною в должной мере оценена, мы поболтали еще минут двадцать перед тем, как он вскочил на велосипед и умчался по своим делам.
Вам интересно, как я узнаю о его приходе, раз он невидимка? Это мне и самой интересно…
Можно его позвать. По имени. Попробуйте. Если он явится, то притащит с собой букет, и вы сможете определить по запаху, на каком из подоконников он устроился. А букет будет состоять из цветов, которые были нарисованы на обоях в комнате, где вы провели первые годы вашего детства.
К сожалению, он тоже взрослеет. Я даже знаю, когда в его жизни наступил перелом, после которого стало ясно, что и у него есть свои проблемы. Когда это произошло, он погрустнел и стал повсюду таскать за собой песочные часы. Он очень боялся, что не успеет их вовремя перевернуть. Песчинки в них сыпались неумолимо,
