между Я, Оно и Сверх-Я» (Gruenberg, 2001, p. 2).
Внутри психоанализа есть также и альтернативная точка зрения, не соглашающаяся с традиционным пониманием границ. Предлагается рассматривать их как метафору для различения внутреннего и внешнего, а также сознательных чувств эго и бессознательных фантазий. Одним их первых аналитиков, отстаивающих эту точку зрения, был Пауль Федерн, утверждавший, что границы эго нужно рассматривать не как конкретную разделительную линию, а как функцию (см.: Gabbard & Lester, 1995). Эта точка зрения ближе к юнговской «карте души» (Стайн, 2010). Карл Густав Юнг писал об отсутствии четких границ между сознанием и бессознательном, о единстве сознательно-бессознательной психики (Jung, CW, v. 8, par. 397).
Аналитики ортодоксального направления все больше склоняются к этой точке зрения. Например, рассматривая аналитические границы в межличностном контексте, Глен Габбард и Эва Лестер пишут о неразрывной связи межличностного и внутриличностного и о влиянии границ психики на внешние границы (Gabbard & Lester, 1995, p. 38).
Парадоксальность и двойственность как внутрипсихических границ, так и границ психики и внешнего пространства подчеркивает Мюррей Стайн в своей книге об индивидуации (Стайн, 2009). Он отмечает такую закономерность: обозначение границы сознание/бессознательное всегда порождает тенденцию к ее пересечению. Сама эта граница имеет меркуриальную природу: она никогда не бывает неизменной, вечно флуктуирует. Поэтому пространство индивидуации также постоянно меняется. Это соответствует природе индивидуации, требующей «гибкости», потому что для ее реализации необходимо взаимодействие с «другим». Следовательно, жесткие, непроницаемые границы препятствуют развитию и самореализации.
Установление границ неразрывно связано с их пересечением. М. Стайн отмечает, что Гермес, олицетворявший границы в древнегреческой мифологии, обозначал координаты жизнедеятельности, олицетворял оба этих полярных смысла. Аналогичную амбивалентную функцию несет женское божество в ряде индоевропейских культур (например, скифская Апи), сочетая в себе противоположные смыслы замыкания/запрета («змеиная», ограничивающая природа) и «отпирания» замкнутых границ культурного пространства, инициационного перехода и перевоплощения (Михайлин, 2005). В другом контексте об этой двойственности границ говорят в семиотике и культурологии. Так, Юрий Лотман подчеркивает амбивалентность семиосферы, разделяющей и одновременно соединяющей соседствующие культуры, являясь полилингвистической границей между ними (Лотман, 2000, с. 262)[2].
Шведский психоаналитик Анджей Вербарт исследует социокультурные риски функционирования психики в пограничной зоне. С одной стороны, саму психику, точнее эго, можно рассматривать как продукт границ, свершившейся сепарации. Утверждение эго как центра автономного и этического действия сопряжено с укреплением границ эго. С другой стороны, у каждого человека есть и стремление к выходу за границы эго, которые мы ощущаем как препятствие для свободного существования. Значительное отступление от границ эго, бытующее, в частности,
Кен Уилбер предлагает различать понятия «линия» и «граница»: «Все линии, которые мы находим в природе или создаем сами, не просто разделяют разные противоположности, но также и связывают их вместе в нераздельном единстве. Иными словами, линия не является границей. <…> Границы претендуют на разделение того, что на самом деле неразделимо» (Уилбер, 2003, с. 57).
