в приступе откровенности добавил мичман.
Контр-адмирал досточтимый сэр Уильям Корнваллис[40] и впрямь находился в капитанской каюте с Пейном и капитаном Сойером. Едва Хорнблауэр предстал перед ним, он сразу перешел к делу:
– Вам поручено распоряжаться казнью?
– Да, сэр.
– Видите ли, юноша…
Корнваллис был адмирал любимый, твердый, но добрый, неизменно отважный и чрезвычайно опытный, герой бесчисленных баек и баллад под кличкой Голубоглазый Билли. Однако и он слегка замялся, дойдя до сути, что совершенно было на него не похоже.
– Видите ли, – повторил адмирал, – предсмертной речи не будет.
– Не будет, сэр? – переспросил Хорнблауэр.
– Четверть матросов на корабле – ирландцы, – продолжал Корнваллис. – Позволить Маккулу держать к ним речь – все равно что бросить факел в пороховой погреб.
– Понимаю, сэр.
Однако существует ритуал. С незапамятных времен приговоренный имел право обратиться к зрителям с последним словом.
– Вздерните его, – говорил Корнваллис, – и они поймут, чем кончается дезертирство. Но только дайте ему открыть рот – а этот малый мастер трепать языком, – и команда полгода не успокоится.
– Да, сэр.
– Так смотрите, мальчик. Накачайте его ромом, что ли. Не дайте ему говорить любой ценой.
– Есть, сэр.
Пейн вышел из каюты вслед за Хорнблауэром.
– Заткните ему рот паклей, – предложил он. – Со связанными руками он ее не вытащит.
– Да. – Хорнблауэр похолодел.
– Я нашел попа, – продолжал Пейн, – но он тоже ирландец, и на его помощь рассчитывать не приходится.
– Да.
– Маккул хитрая бестия. Не сомневаюсь, он все выбросил за борт, прежде чем его схватили.
– Что он собирался делать? – спросил Хорнблауэр.
– Высадиться в Ирландии, затеять новые безобразия. Просто повезло, что он нам попался. А главное – что мы смогли судить его за дезертирство и быстро покончить с этим делом.
– Да.
– Не очень-то надейтесь напоить его, как посоветовал Голубоглазый Билли. Трезвые или пьяные, эти ирландцы всегда готовы болтать. Я вам лучше подсказал.
– Да, – ответил Хорнблауэр, подавляя дрожь.
Он вернулся в камеру смертника, словно еще один приговоренный. Маккул сидел на присланном соломенном матрасе, два капрала не спускали с него глаз.
– Входит палач. – Узник улыбнулся почти непринужденно.
Хорнблауэр очертя голову бросился вперед; он не видел возможности смягчить свои слова.
– Завтра… – начал он.
– Да, завтра?..
– Вы не будете завтра произносить речь.
– Не попрощаюсь с моими соотечественниками?
– Да.
– Вы лишите умирающего законного права?
– У
