сделав предварительный заем. Занять у себя самого же, себя, каким ты будешь или, по крайней мере, каким можешь стать через определенное время.
Акт этого займа связан с идеей спасения. Если спасение нельзя купить, можно сделать его земным, посюсторонним аналогом капитала. Капитал не отчуждает человеческий труд, а превращает труд в предоставляемый человеку залог его существования. Маркс мог бы перефразировать Декарта, сказав: «Тружусь, следовательно, существую». При этом намного раньше Маркса заложником труда человека сделало грехопадение.
Мифическая (псевдомифическая?) сцена грехопадения показывает нам на реальные обстоятельства. Существование, по сути, равнозначно спасению или, по крайней мере, видам на него, какими они открываются из «грешного» постэдемского мира. При этом ни спасение, ни существование не являются тем, что гарантировано человеку как непонятный, но гарантированный для него оплот будущей жизни. Трудясь, человек производит то, что по вкусу называется «существованием» или «экзистенцией». Но производит не в качестве закономерного результата своей деятельности, а в качестве сопутствующего обстоятельства, которого нельзя ни интегрировать, ни отвергнуть.
Являясь устройством, которое концентрирует «противоречия» гегельянцев и «борьбу» марксистов, ум удерживает не подлежащие его юрисдикции стороны существования, все то, что сопротивляется возможности его принять или не принять окончательно. Тем не менее, как бы ни исхитрялся в этом деле ум, с определенной точки зрения – и совсем не по решению марксистов – он выступает всего лишь ментальным протоколом труда.
Кризис трудового общества провозглашался с самого момента превращения его в предмет анализа. Начиная с кризисов недопроизводства и заканчивая кризисом стирания различий между человеком и киборгом труд бросал вызов судьбе в смысле способности порождать критические обстоятельства. То же самое происходило и с умом, который не просто испытывал постоянные, периодические и эпизодические кризисы, но с самого начала сделал кризис способом своего действия.
Поскольку «кризис» означает «суд», в этом проявляется готовность ума включить в себя различные вариации загробного суда, присутствующие в подавляющем большинстве религиозных систем. Однако ни мировые войны, ни эпидемии, ни революции не стали тем апофеозом объединенного кризиса ума и труда, который можно наблюдать с начала эры сетевого общества и особенно с даты наступления всемирного карантина рубежа 10–20-х годов XXI века.
Сетевое общество стерло границы между умом и трудом под знаком превращения отложенного существования/спасения во всепоглощающее имманентное заэкранье виртуального мира, за которым маячила «сеть» как невиданное прежде единство вещей, знаков и отношений. Всемирный карантин дополнил дело тем, что «дополненная» или «прибавочная» виртуальная реальность, висевшая как довесок той реальности, которая никогда не наступит, раскрыла то, что и так было ясно
