xlink:href="#n_181" type="note">[181]. Чтобы не допускать ошибок, ученый должен выводить точное и конкретное суждение на основе наблюдения, подтвержденного опытом, и не экстраполировать его на другой произвольно избранный объект.
Тем не менее Бэкон признает учение Платона об идеях или формах, заложенных во Вселенной, и предлагает продолжить путь, указанный философом, но сменить вектор этого направления – не спекулятивно изучать божественные проявления в природе, а исследовать сами явления природы: «Платон, созерцая весь мир с высоты своего гения, как с высокой скалы, в своем учении об идеях уже видел, что формы являются истинным объектом науки, хотя он и не сумел воспользоваться плодами этого в высшей степени правильного положения, поскольку рассматривал и воспринимал формы как нечто совершенно отвлеченное от материи и не детерминированное ею. Именно по этой причине он свернул с правильного пути и обратился к теологическим спекуляциям, что наложило отпечаток на всю его естественную философию и испортило ее. Поэтому если мы внимательно, серьезно и искренне обратимся к действию и практике, то без большого труда сможем в результате исследований достичь знания того, что собой представляют те формы, познание которых могло бы удивительным образом обогатить и облагодетельствовать человечество»[182].
Формам точно соответствует и предлагаемые Бэконом методы исследования, действие и практика, которые сейчас принято называть экспериментом или опытом, именно они должны стать инструментами, которые позволят перепроверить данные органов чувственного восприятия человека: «Данные самих чувств мы подвергаем многообразной проверке. Ибо чувства неизбежно обманывают, однако они же и указывают на свои ошибки <…> это происходит либо вследствие тонкости тела, либо вследствие малости его частей, либо вследствие дальности расстояния, либо вследствие замедленности или быстроты движения, либо вследствие привычности предмета, либо по другим причинам <…> свидетельство и осведомление чувств всегда покоятся на аналогии человека, а не на аналогии мира, <…> мы, в своем усердном и верном служении, отовсюду изыскиваем и собираем пособия для чувств, чтобы его несостоятельности дать замену, его уклонениям – исправления. И замышляем мы достигнуть этого при помощи не столько орудий, сколько опытов <…> (мы говорим о тех опытах, которые разумно и в соответствии с правилами придуманы и приспособлены для постижения предмета исследования) <…> опыту самому по себе мы не придаем много значения, но приводим дело к тому, чтобы чувства судили только об опыте, а опыт о самом предмете. Поэтому мы полагаем, что предстаем бережными покровителями чувств <…> и это само по себе было бы достаточно, если бы человеческий разум был ровен и подобен гладкой доске (tabula abrasa). Но так как умы людей настолько заполнены, что совершенно отсутствует гладкая и удобная почва для восприятия подлинных лучей вещей, то возникает необходимость подумать об изыскании средства и против этого»
Там же. С. 237.
