политических элит в данном случае не приходится: доводы в пользу того, что другие политики и военные в той ситуации могли бы сделать больше, кажутся им умозрительными. Что действительно сыграло роль в трагическом финале Третьей республики – это поражение французской армии на поле боя.
Истину, как часто бывает, следует искать между этими двумя позициями. Французский историк Р. Ремон призывает отказаться от крайностей в оценке причин поражения 1940 г. С одной стороны – от однозначной критики исключительно политического режима, который «бросил страну в рискованную войну… и одновременно пренебрег приготовлениями к ней», который «имел столько пороков, скрытых или явных, что задаешься вопросом: каким чудом он так долго держался?». С другой стороны, по мнению историка, «не следует сводить перипетии событий лета 1940 г. только к случайностям, к преувеличению роли факта неожиданности и результатам недальновидного [поведения – авт.]»[8].
Подобная позиция выглядит наиболее взвешенной, однако раскрыть ее в полной мере можно, лишь детально исследуя процесс формирования и трансформации французской стратегии после окончания Первой мировой войны. «Роль большой, или высшей, стратегии, – отмечал Б. Лиддел Гарт, – заключается в том, чтобы координировать и направлять все ресурсы страны или группы стран на достижение политической цели войны – цели, которая определяется большой, или государственной политикой»[9]. В случае Франции после 1918 г. стратегической целью являлась уже не победа в войне, а сохранение того положения, которое страна завоевала по ее итогам. Речь шла об использовании всего арсенала средств, который имелся в распоряжении Третьей республики, в первую очередь, военного и дипломатического. При этом, однако, возникал целый ряд важных обстоятельств, которые приходилось учитывать лицам, принимавшим ключевые стратегические решения.
К. Клаузевиц писал о том, что «идеальная война», конфликт двух сил, мобилизующих все ресурсы для нанесения первого и единственного уничтожающего удара, является чистой абстракцией и никогда не имеет место в реальности [10]. Такой же абстракцией следует считать «идеальное сдерживание» в реалиях межвоенного периода. Франция не могла постоянно держать занесенный меч над головой поверженной Германии: это выходило не только за пределы ее наличных сил, но и противоречило здравому смыслу. Для достижения прочного мира требовалось адекватно оценивать стоящую перед страной угрозу, острота которой постоянно менялась. Соответственно приходилось настраивать существующую систему союзов и распределять имеющиеся внутренние ресурсы с целью поддержания боеспособности вооруженных сил. На это накладывались такие ограничения, как общее состояние экономики страны и общественные настроения, которые в условиях демократической политической системы постоянно меняли курс находившихся у власти правительств. В реалиях Франции межвоенного
