охотники расплачивались дичью. А под навесом сушились кишки и тушки, завёрнутые в марлю.
Голова у меня всё ещё болела, и сделав пару бесполезных кругов по окрестностям, я решил вернуться.
В доме уже был Андрей. Без всякого света, Антон сидел перед кипой пожелтевших газет и книг в полусгнивших обложках.
– Андрей мне с книгой решил помочь. – ответил на мой молчаливый вопрос Антон. После моего недолгого отсутствия в глаза резко бросались изменения во внешности моего друга. Его плечи и лицо заострились. Цвет кожи был болезным. Глаза он так же прятал за тёмными очками, причём в помещении безо всякого доступа света. Он сидел согнутый и по лицу было видно, что каждое движение причиняет ему боль.
– Да разве ж то помощь! В подполе нашёл. Церковные какие-то, и дореволюционные. Там эти знаки твёрдые, Аз, Буки, Веди.
Книги были в ужасном состоянии. Они воняли плесенью, страницы слиплись от грибка, корочки были оторваны или истёрты так, что названия прочитать было нельзя.
– Мой отец этот хлам хотел на макулатуру сдать, а мать ему запрещала. Говорила пригодятся. Я тоже хотел на растопку пустить, но как-то руки не доходили. И вот, дождались книжки своего часа.
– Сбор макулатуры, пожалуй, самая худшая идея Советов. Даже хуже, чем Гулаг. Перерабатывать чьи-то знания и историю, чтобы написать новую, всё равно, что вскармливать ребёнка плотью собственных отца и матери. – нахмурился Антон.
– При советах, за такое тебя бы расстреляли. – усмехнулся я.
– А ты что, коммунист? – то-ли в шутку, то-ли в серьёз спросил Андрей.
– Кто? Я?
– Не, Жека имперец! – махнул рукой Антон.
– Вот уж точно нет.
– Ну смотри. Перенеси себя в девятнадцатый век. Твой друг писатель, твои бывшие все с богатых семей, задействованные на исключительно женских профессиях. Отец моряк, мать печатница. Сам ты – офицер царской армии. Ходишь по ресторациям и варьете по пятницам. Ездишь на извозчике. Имеешь квартиру. Любишь деликатесы. Да тебя бы первого на очереди раскулачили.
– Я не офицер. При царе, я был бы денщиком и стирал чужие портянки. Или вообще колхозником каким-нибудь. Я себя вообще ни к кому не отношу. Мне эта политика уже в печёнках! Даже в мультики её пихают. Хочу свой остров и там один жить!
– Ну типичный либертарианец.
– Да пошли вы. Политики комнатные. Я позвонить!
Настроение моё немного улучшилось, а вот физическое состояние нет. Я всё ещё чувствовал себя разбитым и помятым. Ноги и спина ныли. Местная вонь стала не так навязчива, зато тошнота и болезненные ощущения в желудке почти постоянными. Около часа я потратил на звонки. Проверил почту и соц. сети. Дошёл до ближайшего тракта и за всё это время ни один автомобиль не проехал мимо. По дороге назад, я встретил Тихона, Алёну и ещё несколько местных мужиков. На всех лицах лежали глубокие отпечатки вырождения и деградации.
